Книга Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе носовой платок дать?
Девочка резко обернулась. За ее стулом стоял Вигн, и улыбался, и был все таким же, как четыре года назад. Лаура ощутила легкое ментальное прикосновение и мгновенно ощетинилась:
— Ты что здесь делаешь? — Два и два сложились, и, сузив глаза, девочка прошипела: — Где Марк? Что ты с ним сделал?
Не обращая внимания на ее ярость, Вигн отодвинул соседний стул и сел.
— Ма-арк? Он, скажем так, попал в небольшую аварию. Споткнулся на лестнице. Сейчас отдыхает в лазарете.
Лаура почувствовала, что с радостью впилась бы в довольную физиономию Вигна ногтями.
— Ты… скотина!
— Ага, — подтвердил Вигн. — Скотина и есть. Ты что заказала? Коктейль? Вкусный?
— Пошел вон.
Вигн с минуту смотрел на нее, качая левой ногой, закинутой на правую. Он вырос. Он очень вытянулся, детская округлость щек сменилась твердостью и четкостью линий. Волосы чуть потемнели, налились цветом старого золота. Лишь глаза остались безмятежно-голубыми, небесными. Был красив, мерзавец, и знал это. Лицейская форма выглядела на нем как мундир.
Насмотревшись, Вигн встал и сказал:
— Я уйду. Нет проблем. Если ты и вправду этого хочешь.
Если бы он сейчас упомянул Марка… «Пожалуйста, — мысленно взмолилась Лаури, — скажи что-нибудь плохое о Марке. Скажи, что он урод и вообще меня не достоин. Тут я и выплесну остатки коктейля тебе в рожу».
— Марк? — Вигн удивленно поднял бровь. — Да при чем здесь Марк?
— Не смей читать мои мысли! — Голос у Лаури сорвался.
Вигн улыбнулся:
— Извини. Иногда забываю поставить блок. Я, конечно, могу сказать, что Марк урод, запросто. Если тебе так хочется. Даже твое липкое пойло могу на себя выплеснуть. Беда в том, что на Марка мне наплевать. Мне нравишься ты. Сразу понравилась, еще на катке. Только дружить с девчонками я не умею. Пришлось подождать, пока ты малость подрастешь. Могла бы и оценить мое терпение.
— Пошел вон, пока я телохранителя не вызвала.
Вигн пожал плечами, развернулся и зашагал прочь.
Так просто? Его оказалось так просто прогнать?
Лукас остановился, присел рядом с клумбой и выдрал полную охапку ирисов. Прежде чем сработала сигнализация, он уже вернулся к столику и бухнулся на колени, рассыпав цветы у ног Лаури.
— О прелестная мадонна! — взвыл он голосом мартовского кота. — Примите глубочайшие извинения за мою чрезмерную пылкость. Ослепленный вашей неземной красотой, я забылся. Каюсь, каюсь! — И еще в грудь себя кулаком стукнул, шут гороховый.
Это выглядело до того глупо, что Лаури невольно улыбнулась. К месту происшествия уже спешил патруль. Робополицейский истошно сигналил, словно собрался разогнать демонстрацию весьма опасных для общества элементов.
— Сейчас, — простенал Вигн, — я буду пленен! Но и в заточении своем, в сырой и тесной камере ни на миг не пожалею о содеянном. Ради ваших прекрасных глаз, сударыня, я даже готов уплатить штраф в размере двухсот юно за вандализм и повреждения зеленых насаждений. Даруете ли вы мне свое драгоценное прощение? — С последними словами он согнулся вдвое и смачно поцеловал туфельку Лаури.
— Побежали, — сказала девушка.
— Что?
— Сматываемся, говорю. Я знаю тут одно место, где можно оторваться.
— Я тоже знаю много мест, где можно оторваться, — глубокомысленно заметил Вигн.
И все же вскочил с немалой резвостью и рванул в переулок.
Лаури не отставала, хотя дурацкое желтое платье и каблуки здорово мешали.
Они до ночи промотались по подземным барам и кафешкам. За тысячелетия под Флоренцией вырос другой, незнакомый большинству туристов и обывателей город. Захоронения времен Черной Смерти, катакомбы гвельфов — конечно, не чета римским, на виа Аппиа, и все же вполне настоящие, со спертым и сырым воздухом подземелья. Их подтачивала вода, и люди зарывались дальше: подземные театрики, галереи, кафе, рестораны, заброшенные хранилища. На Лауру и Вигна поставили таг, и на поверхность до ночи лучше было не соваться. Коммы они выбросили сразу.
Ныряя в очередной подвальчик, Вигн обернулся к Лауре и предложил:
— Слушай, возвращайся домой, а? Чего тебе вместе со мной таскаться? Ты-то вообще ни при чем.
— Ты зачем цветы оборвал?
— Так. Покуражиться захотелось. — Он пригнулся, вступая под низкую арку, и подал Лаури руку. Лестница была крутой, узкой, со сбитыми ступеньками, так что руку пришлось принять.
Внутри оказалась картинная галерея. Они быстро свернули в один из закутков, где висели невыразительные серо-бурые полотна. Лишь одно цепляло взгляд. На картине изображен был обычный клерк в деловом костюме, с прилизанной шевелюрой и солидным брюшком. Только брюшко отчего-то было прозрачным, и в нем, как в стеклянном аквариуме, поводила хвостом золотая рыбка.
— Ты всегда делаешь то, что тебе хочется? — спросила Лаури.
От бега девушка еще слегка задыхалась. В полумраке галереи платье ее чуть заметно флуоресцировало.
— По большей части да. А что, нельзя?
— Почему же, — усмехнулась Лаури, — можно. Издеваться над слабыми — можно. Цветы с клумбы обрывать — можно. Гордиться тем, чего не заслужил, тоже можно.
Вигн нахмурился:
— Это когда я над слабыми издевался? Если ты о своем ненаглядном Салливане — счет у нас примерно равный.
— Да? Что же он тебе сделал?
Лукас отвернулся и уставился на картину с клерком и рыбой. Дурашливо улыбнулся:
— Тебе нравится? Давай ее украдем.
— Как?
— А вот так.
Прежде чем Лаури успела его остановить, он снял полотно со стены и решительно направился к выходу. Картина была здоровенная, не меньше метра в поперечнике, но ни дежурившая при входе тетка, ни немногочисленные посетители даже не оглянулись. Только у двери Лаура нагнала похитителя, вцепилась ему в руку и прошипела:
— А ну повесь на место!
— Как скажешь, — покладисто согласился Вигн. Вернув картину, он отступил на шаг и залюбовался.
— Ты психопат? — спросила Лаура. — У врача давно проверялся?
Вигн крутанулся на каблуках и прищурившись взглянул на девушку:
— Давно. Лет одиннадцать назад. Сразу после того как прикончил своих родителей.
— Опять выеживаешься?
— Да нет, почему же…
Вигн улыбался. Лауре совсем не понравилась эта улыбка.
— Знаешь, что самое смешное? — медленно проговорил он. — Я ведь пару раз забавы для устраивал Салливану глубокое сканирование. Так вот он, бедняга, верит, что своих стариков грохнул. Не сумел их вытащить из супермаркета, когда там бомба рванула. А сам ушел, потому что почуял террориста. Он довольно сильный эмпат, так что это для него пустяки. Страх, ненависть… нормальные человеческие чувства.