Книга Смерть Канарейки - Стивен Ван Дайн

Ванс замолчал и мгновение курил молча.

– Знаете, Маркхэм, мне кажется, что самый худший момент для Скила наступил, когда таинственный погромщик попытался открыть дверь шкафа, где он прятался. Представьте себе только! Скил, забившийся в угол, а всего в двух шагах от него взбесившийся маньяк, который пытается до него добраться, сотрясая разделявшую их тоненькую перегородку. Можете вы представить себе облегчение мошенника, когда убийца наконец выпустил дверную ручку и отошел? Удивительно, как он не потерял сознания, когда наступила реакция. Но он не упал в обморок. Он смотрел и слушал, находясь под чем-то вроде ужасного гипноза, пока не услышал, как убийца ушел. Тогда он вылез в холодном поту и с дрожащими коленями и осмотрел поле битвы. – Ванс огляделся кругом. – Недурное зрелище, а? А вот там, на тахте, лежало тело задушенной леди. Этот труп наводил на Скила особый страх. Он потащился к столу, чтобы взглянуть на него, и оперся на стол правой рукой – вот откуда взялись отпечатки пальцев, сержант. Затем к нему внезапно пришло осознание его собственного положения. Он был здесь один с убитой женщиной. Было известно, что он с ней близок, а он был взломщиком с неоднократными судимостями. Кто поверит, что он не виновен? И хотя, возможно, он узнал человека, который обделал это дельце, он не мог ни о чем рассказать. Против него было все: его проникновение в квартиру тайком, его отношения с девушкой, его профессия, его репутация. У него не было ни одного шанса… Скажите, Маркхэм, поверили бы вы в его рассказ?

– Это неважно, – возразил Маркхэм, – продолжайте. – Он и Хэс слушали с возрастающим интересом.

– С этого момента моя теория вступила так сказать, на путь саморазвития, – продолжал Ванс. – Она двигается по инерции. Скил был поставлен перед неотложной задачей – удрать и замести следы. В этой обстановке его ум становится острым и изощренным: от этого зависит его жизнь. Он начал яростно думать. Он мог сейчас же уйти через боковую дверь незамеченным, но тогда утром обнаружится, что дверь незаперта. А этот факт, если связать с его предыдущим визитом, мог бы навести на догадки о том, как он открыл дверь. Нет, такой способ бежать не годился. Скил знал, что при любых обстоятельствах его заподозрят в убийстве. Мотивы, место, время, способ убийства, его репутация – все было против него. Либо он должен замести следы, либо его карьера Лотарио приходит к концу. Приятная дилемма, знаете ли? Он понимал, конечно, что если бы он смог выбраться из дома и запереть за собой дверь изнутри, то был бы спасен. Никто тогда не смог бы объяснить, как он вошел в дом и вышел обратно. Это давало ему единственное возможное алиби, правда негативное, но с хорошим адвокатом он мог бы добиться его утверждения. Без сомнения, он искал других способов бегства, но сталкивался с препятствиями на каждом шагу… Боковая дверь была его единственной надеждой. Что было делать? – Ванс поднялся и зевнул. – Вот моя теория. Скил был в ловушке. Он, должно быть, несколько часов метался по квартире взад и вперед, прежде чем придумал весь план; и очень возможно, что он взывал к провидению и у него случайно вырвалось: «О, господи!». Что касается пинцета, то я склонен думать, что эта мысль пришла к нему почти мгновенно. Вы знаете, сержант, это ведь старый трюк. В криминалистической европейской литературе отмечено сколько угодно таких случаев. Например, в книге профессора Ганса Гросса есть целая глава, касающаяся приемов грабителей в отношении приходов и уходов. Но те орудия, которые они при этом применяют, используются с дверями, запирающимися на замки, а не на засов. Принцип, конечно, тот же самый, но техника различна. Для того, чтобы запереть дверь изнутри на замок, в головку ключа вставляют булавку или тонкую крепкую шпильку и тянут ее снизу за веревку. Но в боковой двери этого дома нет ни одного замка, ни ключа, а в ручке засова нет отверстия… Далее, изобретательный Скил, нервно суетясь в поисках чего-нибудь подходящего, возможно, обнаруживает пинцет на туалетном столике леди – вы знаете, что ни одна современная дама не обходится без таких щипчиков для бровей – и проблема немедленно была им решена. Оставалось только использовать орудие. Однако, прежде чем уйти, он взломал ларчик для драгоценностей, который первый молодец только помял, и нашел то кольцо с бриллиантом, которое позже пытался заложить. Затем он уничтожил все, как ему казалось, отпечатки пальцев, забыв вытереть изнутри дверную ручку шкафа и проглядев отпечатки на столике. После этого он выскользнул на улицу, заперев за собой боковую дверь так, как я вам показал, сунул пинцет в жилетный карман и забыл его там.

Хэс многозначительно посмотрел на Ванса.

– Как жулик не умен, что-нибудь он всегда проглядит.

– Зачем подвергать критике одних жуликов, сержант? – лениво спросил Ванс. – Знаете вы хоть кого-нибудь в этом несовершенном мире, кто не упустил бы чего-нибудь из виду? – Он ласково улыбнулся Хэсу. – Даже полиция проглядела пинцетик.

Хэс хмыкнул. Его сигарета погасла, и он снова зажег ее медленно и тщательно.

– Что вы об этом думаете, мистер Маркхэм?

– Положение ненамного прояснилось, – последовало мрачное замечание Маркхэма.

– Моя теория – это не ослепительная вспышка света, – сказал Ванс. – Но я бы не сказал, что она оставила нас в беспросветной тьме. Из нее можно сделать несколько несомненных выводов. Например: Скил либо знал убийцу, либо узнал его в момент убийства; и когда ему удалось благополучно бежать из квартиры и снова обрести самоуверенность, он, без сомнения, стал шантажировать своего преступного собрата. Его смерть оказалась просто еще одним проявлением склонности нашего незнакомца избавляться от людей, которые его раздражают. Далее, моя теория касается взломанного ларчика, отпечатков пальцев, нетронутого стенного шкафа, драгоценностей в мусорном ящике – лицо, которое взяло их, в действительности в них не нуждалось – и молчания Скила. Она также объясняет, как была открыта и закрыта боковая дверь.

– Да, – вздохнул Маркхэм. – Ваша теория, кажется, объясняет все, кроме одного самого важного пункта – личности убийцы.

– Совершенно верно, – сказал Ванс. – Идемте завтракать.

Хэс, смущенный и подавленный, уехал в Главное управление полиции, а Маркхэм, Ванс и я поехали к Дельмонико, где и устроились в главном зале.

– Теперь все, очевидно, сосредоточилось на Кливере и Мэнниксе, – проговорил Маркхэм, когда мы кончили завтракать. – Если верно ваше предположение, что Скила и Канарейку убил один и тот же человек, то Линдквист вне подозрения, так как в ночь на субботу он находился в больнице.

– Совершенно верно, – согласился Ванс. – Доктор, бесспорно, выбывает из игры. Да, Кливер и Мэнникс – вот наша соблазнительная парочка. Их никак нельзя обойти. – Он нахмурился и отпил глоток кофе. – Мой необычайный квартет распался, и мне это не нравится. Слишком уж сузилось это дело, выбирать приходится их двух, а в этом нет простора для умственной работы. А что, если нам придется и Кливера и Мэнникса тоже поставить вне подозрений – что тогда? Где мы очутимся? В пустоте – просто в пустоте. И все же один из членов квартета виновен, надо цепляться за этот факт. Это не может быть Спотсвуд, и это не может быть Линдквист. Остаются Кливер и Мэнникс, четыре отнять два остается два. Простая арифметика, а? Все горе в том, что сам случай не так уж прост. О, господи! Что изменится в этом уравнении, если мы применим к нему алгебру или сферическую тригонометрию, или дифференциальное исчисление? Будем решать его в четвертом измерении или в пятом, или в шестом… – Он прижал ладони к вискам. – О, Маркхэм, обещайте мне, что вы приставите ко мне доброго мягкого надзирателя.