Книга Ящер-2 - Эрик Гарсия

— Через полгода? — переспросил я.

— Нужно время, Винсент, нужно время. Скелет уже сконструирован, но теперь нам нужно его разобрать, ободрать кости в определенных местах, отвезти кости в Лос-Анджелес, подготовить место захоронения, на грузовике доставить останки в Юту, а затем по косточке разместить окаменелости на нужной глубине, после чего подождать несколько месяцев, пока песок не уничтожит наши следы, и убедить одну влиятельную организацию еще раз провести раскопки в этой местности, чтобы проверить, не упустили ли они чего-нибудь. Вы когда-нибудь работали с людьми? Это изматывает.

— А как вы его назовете?

Цирцея отмахнулась:

— Мы стараемся не давать окаменелостям названий заранее. Ох, у нас был специальный отдел несколько лет назад, который придумывал марки окаменелостей, на самом деле это они придумали название «мегалозавр», но всегда лучше, чтобы общество само выбирало имя. Это дает им ощущение собственности. Уверена, они проявят исключительную фантазию (в кавычках) и с этим. Назовут его большезавром, или хвостозавром, или еще как-нибудь по-идиотски.

— Это очень… впечатляюще, — сказал я. — Приятно видеть, что все… приносят такую пользу.

— Это часть пути Прогресса, — заявила Цирцея. — На пути назад к нашему естественному образу жизни бесплатного проезда нет. Нам особенно нравится вводить людей таким образом в заблуждение, а заработанные деньги потом пойдут на то, чтобы мы спокойно разгуливали в естественном виде.

— И все работают? — спросил Эрни.

— Все.

— И даже ты? Мне кажется, ты больше философствуешь, чем трудишься.

— И даже я, — улыбнулась Цирцея. — Я в основном руковожу подготовкой захоронений в Юте и Неваде, так что я тружусь так, что вам даже и не снилось. Большую часть времени торчу в дырах и копаю землю своими восьмью когтями.

Отлично, теперь из-за Эрни она на нас рассердилась.

— Он не хотел…

— Да ладно, успокойся, — сказала Цирцея, — здесь не бывает неправильных вопросов. И все открыто.

— Отлично, — сказал я, возвращаясь собственно к нашему делу. — А чем, кстати, занимался Руперт?

— Кто?

— Ну, Руперт. Наш покойный друг, который сейчас уже развлекается в компании предков…

— Ах да, — сказала Цирцея без запинки. — Простите, пожалуйста. Я не привыкла называть прогрессистов их рабскими именами.

И снова этот термин «рабские имена», от которого у меня мурашки по телу.

— Хорошо. Так что же делал Гран… Гранаах…

— Он был мастером по производству костей, как мне кажется. Они создают формы и отливают кости необходимой формы до того, как скелет отправляется сюда для состаривания.

— Понятно…

На самом деле понятно не было. Ну, не очень. Но пока что в этом сознаваться не нужно.

— А у него были друзья? — спросил Эрни. — Коллеги?

— Разумеется.

— А можно поговорить с ними?

— А что вы хотите спросить?

— Просто поговорить, — сказал Эрни, — чтобы понять, почему же он был так подавлен. Это ужасно, когда твой друг уходит вот так.

Цирцея взяла Эрни за руку — интересно, она сейчас обкуривает его своими феромонами? — и нежно погладила ее.

— Я понимаю, — прошептала она. — Это очень тяжело, и я скорблю вместе с вами.

Затем ее голос снова вернулся к нормальной громкости, и она вернула руку Эрни на место.

— Но боюсь, я не могу прерывать наших братьев прямо сейчас. Нам нужно закончить Фрэнка через неделю, иначе мы выбьемся из графика. Коалиция музеев естественной истории как пить дать спустит с меня шкуру, если мы не выполним условия контракта.

— Мы понимаем, — сказал я, отталкивая Эрни локтем от ценного скелета и намекая, что больше вопросов задавать не стоит. Я и сам очень хочу получить ответы, но не нужно превращать наш разговор в преждевременный допрос.

Цирцея бросила беглый взгляд на часы.

— Братья, думаю, нам пора поужинать. Как вы на это смотрите?

Она взяла нас под руки, сначала меня, а потом Эрни, и с небольшим усилием вывела нас из конюшни. Другие прогрессисты продолжили работать, хотя я и ощутил их тяжелые взгляды, когда нас вывели из здания обратно на воздух.

— Итак… есть ли у вас еще вопросы? — спросила Цирцея, как только мы убрались с территории конюшни и пошли по направлению к лагерю.

— Только один, — сказал я, вспоминая тритонов и змей, которыми нас потчевали во время прошлого официального приема. — А ужин у нас живой или мертвый?

* * *

Ужин проходил весьма неформально. Никаких смокингов. И вечерних платьев. Ни тебе закусок, ледяных скульптур, струнных квартетов, шастающих вокруг официантов с опрокидывающимися подносами и лекций о претенциозных людях, которые и известны-то в основном тем, что слишком много о себе возомнили.

Зато было много сырой свинины.

— Это не религиозный протест, — уверил я Цирцею. — Мне кажется, одна из моих бабушек могла быть еврейкой, и я уверен, что во мне течет мусульманская кровь, но это скорее… короче, это свинина. Невареная. Сырая.

— Это отвратительно, — проворчал Эрни. Он готов был поститься, если потребуется, и, честно говоря, ему стоило бы пару дней ограничивать себя в еде. Последние двадцать четыре часа я наблюдал Эрни в его естестве и узнал о теле своего напарника больше, чем мне хотелось бы. Нудизм подходит не для всех типов телосложения.

— Вы беспокоитесь, не заболеете ли чем-нибудь, — начала Цирцея, которая оделась к ужину. Она была единственной в большой столовой, на ком было что-то еще поверх натуральной кожи. Небольшая изумрудная брошь — сияющий драгоценный камень овальной формы, как яйцо, — была приколота прямо к коже у основания ее хвоста. Весьма эротично.

Давным-давно шлюшка-целофизис, которую я выслеживал по одному делу, открыла мне небольшой «секрет фирмы»: зона примерно в десять квадратных сантиметров над тем местом, где у динозаврих хвост переходит в тело, самая эрогенная из всех эрогенных зон. Если ласкать этот небольшой участок кожи, то можно доставить самке неземное удовольствие. Многие годы я с успехом пользовался этими знаниями в общении с дамами. И даже пока я сидел и спокойно разговаривал с Цирцеей, контролируя собственные эрогенные зоны, то поймал себя на том, что надеюсь, вдруг сегодня мне выпадет шанс попробовать изучить эту секту, но уже с другой стороны.

— Динозавры очень редко болеют трихинеллезом, — продолжала Цирцея. — На этом острове вспышки этого заболевания не было. Я бы на твоем месте не стала об этом беспокоиться.

Я еще раз посмотрел на стол и на практически нетронутую свиную тушу, лежащую на нем. Бока ее были вспороты острыми когтями, мясо и внутренности разложены по бамбуковым тарелочкам. Мои соседи по столу — довольно разношерстная компания, состоящая из Сэмюеля, нескольких безымянных динозавров из свиты Цирцеи и двух незнакомых мне прогрессистов, — казалось, не разделяли растущего во мне отвращения. Они разрывали свинину зубами и когтями, зарываясь в нее мордами, как стая стервятников на свежем трупе.