Книга Настанет день - Деннис Лихэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Немного великовато для тебя, только и всего, — объяснил Калли, услужливо улыбаясь и распрямляясь во весь рост. — Что скажешь, Берн? Можем мы залатать ему покрышку?
— Почему же нет?
— В каком состоянии мотор?
— Он заботится о своем авто, — заявил Бернард. — Все, что под капотом, в полном ажуре. Просто класс.
Калли кивнул:
— Тогда, Джесси, мы только рады будем тебе помочь. Оглянуться не успеешь, как все наладим. — Он снова прошелся вокруг машины. — Но в нашем округе потешные законы. В одном сказано, что я не имею права заниматься машиной цветного, пока не сверю номер машины с номером, который стоит у него в правах. У тебя есть права?
И улыбнулся — сама любезность.
— Я их куда-то задевал.
Калли глянул на Бернарда, на пустую дорогу, снова на Лютера:
— Вот незадача.
— У меня просто колесо спустило.
— Конечно, Джесси, я все понимаю. Черт побери, да если бы это зависело от меня, мы бы твою тачку вмиг привели в порядок и ты бы уже давно катил себе по дороге. Конечно, мы бы все сделали. Если бы от меня зависело, то, клянусь тебе, в здешнем округе было бы куда меньше всяких законов. Но у них свои правила, и не мне им указывать. Знаешь что, день сегодня не такой уж горячий, клиентов мало. Может, пускай Бернард займется машиной, а я пока тебя отвезу в наш окружной суд, и ты просто заполнишь заявление, и тогда Этель тебе, глядишь, мигом выпишет новые права?
Бернард провел своей тряпкой по капоту:
— Машина когда-нибудь попадала в аварию?
— Нет, сэр, — ответил Лютер.
— Он в первый раз сказал «сэр», — произнес Бернард. — Ты заметил?
— Не обратил внимания, — отозвался Калли. Развел руками, повернувшись к Лютеру. — Все путем, Джесси. Мы просто привыкли, что наши миссурийские цветные проявляют немного больше уважения к белым. Но для меня опять же никакой разницы. Просто так сложилось.
— Да, сэр.
— Второй раз! — считал Бернард.
— Может, захватишь свои вещи и мы съездим? — предложил Калли.
Лютер стащил чемодан с заднего сиденья, и через минуту они уже сидели в пикапе Калли. Минут десять молчали, а потом Калли сказал:
— Знаешь, я ведь был на войне. А ты?
Лютер покачал головой.
— Вот ведь пакость, Джесси, теперь я и не пойму толком, за что мы воевали. Вроде бы в четырнадцатом один сербский парень пристрелил австрийского парня? И потом вдруг, минуты не прошло, Германия угрожает Бельгии, и Франция говорит: вы не смеете угрожать Бельгии, а потом Россия говорит, что вы, мол, не смеете угрожать Франции, и глядь — все уже палят друг в друга. Ну вот, ты говоришь, что работал на оружейном заводе, и мне вот интересно, они вам объясняли, в чем суть всей заварухи?
Лютер ответил:
— Нет. По-моему, для них главное было — вооружение.
— Черт, — Калли добродушно рассмеялся, — а может, и для всех нас тоже так было. Может, оно и в самом деле так.
Он снова рассмеялся, слегка стукнул Лютера кулаком по ляжке, и Лютер улыбнулся в знак согласия, потому как ежели весь мир вляпался в эту дурость, то что-то в этом, понятное дело, есть.
— Да, сэр, — откликнулся он.
— Я много чего читал, — заявил Калли. — Слышал, в Версале они собирались заставить Германию отдать пятнадцать процентов своего угля и процентов пятьдесят стали. Пятьдесят процентов. И как этой стране вставать теперь на ноги? Ты задумывался об этом, Джесси?
— Сейчас задумался, — откликнулся он, и Калли хихикнул.
— И еще решили, что она должна уступить процентов пятнадцать своей территории. И все это — за то, что помогала другу. Только за это. Но вот в чем штука: кто из нас выбирает себе друзей?
Лютер вспомнил о Джесси, недоумевая, о ком толкует Калли, глядевший в окно взглядом то ли задумчивым, то ли печальным.
— Никто, — ответил Лютер.
— То-то и оно. Их не выбирают. Вы друг друга находите. А всякий мужчина, который не поможет другу, не имеет права зваться мужчиной, так мне кажется. Понятно, тебе придется поплатиться, если ты поддержишь какую-нибудь скверную игру, которую затеял твой друг, но разве ты должен зарывать голову в песок? Вряд ли. Но мир, похоже, считает по-другому.
Он откинулся на сиденье, рука лениво лежала на руле, и Лютер подумал, уж не ждут ли от него каких-то слов в ответ.
— Когда я был на войне, — снова заговорил Калли, — над полем боя как-то раз полетел аэроплан и стал сбрасывать гранаты. Фью! Всё пытаюсь забыть это зрелище. Гранаты попадают в окопы, все выскакивают наружу, а тут немчура принимается палить из своих окопов, и уж это просто ад кромешный, Джесси, вот что я тебе скажу. Что бы ты стал делать?
— Сэр?..
Пальцы Калли лежали на руле, едва его касаясь. Он глянул на Лютера.
— Ты бы остался в окопе, где на тебя сыплются гранаты, или выпрыгнул на поле, где по тебе стреляют?
— Не могу представить, сэр.
— То-то и оно. А уж как парни кричат, когда помирают. Просто жуть. — Калли передернулся и одновременно зевнул. — Иногда жизнь дает тебе выбирать только между трудным и очень трудным. В такие времена нельзя себе позволить терять время на всякие раздумья. Надо действовать, действовать.
Калли снова зевнул, замолчал, и так они катили еще миль десять, а вокруг, под суровым белым небом, расстилались равнины, мерзлые и застывшие, похожие на металл, надраенный железной мочалкой. Седые завитки инея лежали по обочинам, взлетали перед радиатором. Когда они добрались до железнодорожного переезда, Калли остановил пикап между путями, повернулся и глянул на Лютера. От него пахло табаком, хотя курящим Лютер его не видел. В уголках глаз розовели лопнувшие сосудики.
— Тут вешают цветных, Джесси, и за куда меньшие прегрешения, чем угон машины.
— Я ее не угонял, — возразил Лютер и тут же подумал о пистолете в чемодане.
— Да их вешают только за то, что они ее водят. Ты не где-нибудь, а в Миссури, дружок. — Голос у него был тихий и задушевный. Он поерзал на сиденье и положил руку на спинку. — В законе много чего есть, Джесси. Что-то в нем мне совсем не нравится. А что-то, может, и нравится. Но даже если что-то не по мне, это не мое дело. Мне с этим жить. Понимаешь?
Лютер не ответил.
— Видишь вон ту башню?
Лютер проследил за движением головы Калли, увидел водокачку возле путей, ярдах в двухстах.
— Да.
— Опять забыл прибавить «сэр». — Калли чуть поднял брови. — Славно. В общем, парень, минуты через три по этим путям пойдет товарняк. Остановится, пару минут будет набирать воду, а потом двинет в Ист-Сент-Луис. Советую тебе на него сесть.
Лютер ощутил внутри такой же холод, как когда уткнул пистолет под самый подбородок Декану Бросциусу. Он готов был умереть прямо в пикапе у Калли, если только удастся прихватить этого типа с собой.