Книга В сладком плену - Адель Эшуорт

— Расскажите, что случилось. Скажите, что это мой ребенок.

Голос Яна оставался спокойным, но под мужской бравадой Виола чувствовала его смятение, тоску и немного обиды. Пришлось собрать в кулак все силы, чтобы не выболтать правды.

— Полагаю, теперь вы хотите взять меня, связанную и беззащитную перед вами? — спросила Виола, не глядя на него.

Несколько секунд прошли в напряженном молчании. Потом Виола услышала, что герцог потянулся к сумке. Открыв глаза, она заметила, что тот достал шестидюймовый нож. Склонившись над ней, Ян быстрым движением срезал обе ленты.

— Спокойной ночи, сударыня, — сухо сказал он.

С этими словами герцог схватил свои вещи и, даже не посмотрев в ее сторону, вышел из домика и снова запер наедине с мыслями.

Глава 17

Сегодня я потеряла невинность, во всех смыслах. Он хотел этого, и я уступила с желанием, сочувствием и любовью в сердце. Теперь, когда все кончено, у меня не осталось сожалений, только воспоминания, которыми я буду дорожить всю жизнь…

Ян метался по кабинету, слишком растревоженный, чтобы спать, не способный сосредоточиться ни на чем, кроме Виолы и убогого положения, в которое он себя поставил, когда раздразнил ее, попробовал ее на вкус, а потом ушел, вместо того чтобы прибрать к рукам ее восхитительное тело и дать выход сексуальному напряжению, нараставшему в нем с тех пор, как несколько недель назад Фэйрборн представил ему удивительно чувственную, повзрослевшую леди Чешир. Теперь, проведя несколько часов в попытках рационально обдумать все это, он еще меньше понимал, почему ведет себя с ней так, и злился, что отказывает себе в собственных нуждах ради… чего? Своей чести? Ее чести? Что за вздор!

Виола не шла у него из головы. Кожа до сих пор хранила ее запах; стон, с которым она достигла вершины, стоял в ушах, одновременно успокаивая и раздражая чувства и заставляя голову болеть еще сильнее, чем полбутылки виски, выпитые им с тех пор, как он ушел из хижины. И все это ворошило его полустертые воспоминания, превращая его практичный, острый ум в месиво отчаянных метаний и растерянности.

Заниматься с Виолой любовью не было его главной целью, когда он шел к ней в хижину с лентами наготове. Он просто хотел припугнуть ее, показать свою власть над ней, дать ей почувствовать, каково это — быть ограниченным в движениях и под чьим-то контролем. И тут он, безусловно, преуспел. План отлично работал, по крайней мере, сначала. Эротические прикосновения позволили ему совмещать приятное с полезным. Он намеревался довести Виолу до того состояния, когда она взмолится о завершении, и тогда бросить ее наедине с неудовлетворенностью и невеселыми мыслями. Он вовсе не собирался доставлять ей оргазм — пока не оказался рядом и не оживил ее тело прикосновением, не почувствовал ее влажности, ее запаха и вкуса и не познал всей перехватывающей дух силы собственного желания. Все это помножилось на знание, что когда-то они уже были близки, и внезапно ему больше всего на свете захотелось подарить ей наивысшее физическое удовольствие и увидеть, как она им насладится.

Он бы всю ночь занимался с ней любовью, неторопливо погружаясь в нее, не заговори она так сухо и практично после ласки, которую он ей подарил, не жди она, что он воспользуется ею, как дешевой портовой девкой. Впрочем, в чем-то она была права, ведь они оба знали, что изначально он привез ее в Стэмфорд, чтобы добиться ответов и овладеть ею против ее воли. Ян просто не знал, что теперь делать с чудесной, упрямой, желанной леди Чешир, и, безусловно, именно поэтому пил сейчас в одиночку постылый виски у себя в кабинете, вместо того чтобы найти удовлетворение и мирно спать в ее объятиях.

Впрочем, больше всего его беспокоила собственная реакция на Виолу. Да, он нуждался в женщине, но ведь не настолько, чтобы без остатка растворяться в этой единственной, как будто его пять лет держали в клетке без доступа к прекрасному полу. И хоть убей, он не мог понять, почему из всех прекрасных дам именно эта, завладела его мыслями и желаниями настолько, что остальных он просто перестал замечать. Ян понимал, что уже не презирает ее так, как ему раньше казалось.

Разве можно презирать женщину, при этом восхищаясь ею и так страстно желая быть с ней физически? Откровенно говоря, он понятия не имел, какие чувства вызывает у него Виола, кроме абсолютного смятения.

Он даже не мог сказать, хочет ли по-прежнему ее погубить, что само по себе приводило его в замешательство. Похоже, расправа над Виолой потеряла всякое значение в тот миг, когда он увидел портрет ее ребенка, как две капли воды похожего на него. Уничтожить ее — значит уничтожить ее сына, а у него, честно говоря, не хватило бы духу ни на то, ни на другое. Мысль о том, чтобы жениться на Виоле, промелькнула у него в голове, но тут же исчезла. Она все равно не согласится, особенно после его заявления, что он скорее сгноит ее в тюрьме, чем даст ей свое имя. Деньги и титул ей не нужны, а к нему самому она не испытывает ничего, кроме обиды. Кроме того, последние годы он жил, сознавая, что должен заключить хороший брак, жениться на аристократке с чистой родословной. Он был бастардом, и эта истина, открывшаяся ему в зрелом возрасте, лишь укрепила его понятия о том, каким должно быть его будущее. Женитьба на простолюдинке — пусть и с титулом, которого она когда-то добилась удачным браком, — будет каждый день напоминать ему о лжи, в которой он живет, а для своих законных детей он хотел большего. Но как же мальчик? Что он должен или может — что он хочет — сделать для своего сына-бастарда? Тем более что Виола до сих пор не признает его отцовства?

Господи, ну и бедлам.

Ян остановился у письменного стола, от души приложился к бутылке, потом, сощурившись, посмотрел на каминные часы. Кажется, те показывали без малого три, но сказать наверняка было трудно. Переизбыток виски и недостаток света. Ян громко выругался и провел ладонью по лицу.

К этому моменту он был хоть сколько-нибудь уверен в одном — ему начинают порядком надоедать игры. Он устал выдавливать из Виолы правду. Устал разбираться, почему собственные чувства вдруг перестали поддаваться разумным объяснениям. Ему нужны ответы, а прямо сейчас ему больше всего нужна она.

Всегда, и только о вас…

Ян застонал и поставил то, что осталось от бутылки виски, на стол. Запустив пальцы в волосы, он вышел из кабинета — целеустремленный, взвинченный от разгоревшегося с новой силой желания и готовый к бою.

* * *

— Просыпайтесь, Виола.

Она встрепенулась, не зная, наяву слышит голос Яна и чувствует его присутствие, или он ей только снится. Потом захлопала ресницами и увидела в тени его лицо. Герцог возвышался над ее койкой, держа перед собой тускло горевшую лампу.

— Зачем вы здесь? — пролепетала она, садясь на постели и убирая со лба и щек сбившиеся пряди волос. — Который час?

— Около половины четвертого, — бросил герцог. Отойдя от койки, он направился к печи, поставил лампу на холодную поверхность, после чего вернулся и посмотрел прямо на Виолу. — Я не мог уснуть после нашей последней… стычки, хотя у вас, как вижу, трудностей не возникло.