Книга Монополия на чудеса - Владислав Силин

Кувалду вырвало из моих рук.

Отчаянно пискнула Варечка. Людей из последних сил шептал ставшие бессмысленными заклинания. Атлант воздел чудовищные лапища, готовый обрушиться на нас своим весом, но тут просел потолок. Вдоль стены побежала трещина, выбрасывая фонтанчики гипсовой пыли.

Монстр озадаченно посмотрел вверх. Некоторое время он колебался, затем, подтащив обломок колонны, взгромоздился на него и подставил плечи под изгибающийся потолок. Любовь к своей профессии, вложенная в статую древним строителем, превозмогла заклятие Людея. Любовь вообще сильнее магии.

– Ох! – Варечка схватила меня за локоть. – Было немножечко страшно. А вы здорово сражались, молодец!

– Пойдем. Надо унести Станислава. – Я с сомнением посмотрел на атланта: – Боюсь, долго он не продержится…

Вдвоем с Варечкой мы подняли грандмастера. Заклятие каменной музыки и бой с атлантами дались ему тяжело. Литницкий после нападения чупакабры выглядел немногим хуже Людея.

– Скорее, – просипел он. – В мой кабинет… Защитная чара… мой д… сть…

Последние слова утонули в треске. Колонна крошилась под ногами статуи, не давая опоры. Жить атланту оставалось считаные минуты.

Колени его задрожали и подломились.

Потолок пополз вниз, сминая статую фигуркой оригами. За миг до того, как нас накрыло, грандмастер выбросил вперед руку.

В воздухе повис угольный отпечаток пятерни с пылающими краями. Она расползлась, увеличившись в рост человека, и мы шагнули в нее – сперва Варечка, затем Людей и я.

За спиной яростно громыхнуло: коридор из которого мы выбрались, перестал существовать.

Вот он – кабинет магистра, святая святых Дверей Истени… Широкая двуспальная кровать, застеленная шелковой картой древнего материка Гондваны. У стены – книжный шкаф, полка с двадцатью книгами истинного мага[8], макет каравеллы «Санта-Мария». Вплотную к окну придвинут ореховый стол, инкрустированный мозаикой. На инкрустации – знаменитый костер Джордано Бруно, на котором тот сжег пришедших за ним инквизиторов. Да наш магистр еретик, оказывается… Остальные диковинки я оглядел вполглаза. Гобелен с «живым» звездным небом, редкая икона Белозонтичной Тары, коллекция масок театра Но.

Мы с Варечкой уложили магистра на кровать. Тому стало совсем плохо: изо рта и ушей капала кровь, кожа ссохлась пергаментом. Я погнал актрису искать аптечку, сам же уселся рядом с Людеем и принялся шаманить. Работа с биоэнергетикой манарам дается лучше, чем обычным людям, так что скоро магистр открыл глаза.

– Силен, сыскарь… – Он попытался улыбнуться. – Вот уж не думал, что ты до ордена докопаешься… Как ты сюда добрался?

– Работа такая. – Я осторожно вытянул из-под его спины покрывало и укрыл грандмастера. – У тебя тоже работка – не позавидуешь. Вот уж не думал, что ты «Музыку гор» знаешь.

– Это не «Музыка гор». – Людей прикрыл веки. – Это наше, новое… Студент мой придумал… «Якцуп-цоп» называется. Только у него опыта не хватило до ума довести…

Магистр попытался встать, но я не дал. Вышитая на покрывале Гондвана переливалась зеленым и коричневым шелком. Прообраз будущей Австралии потемнел от размазанной крови.

– Лежи, Станислав. Сейчас будем тебя лечить.

– Вот! – Варечка плюхнула на покрывало ящик с красным полумесяцем на крышке. – Аптечечка!

– Свари кофе, милая, – попросил Людей, морщась от боли. – Нам с детективом предстоит долгий разговор.

– Детективом?! – Голубые Варечкины глаза потемнели от обиды. – А как же… Он ведь сказал, что актер!

– Вся жизнь театр, Варечка, – отозвался я философски, – а люди в нем актеры. Шекспир сказал.

– Это немножечко неправда! – Она гневно топнула ножкой. – Имейте в виду: я теперь вас терпеть не могу! – И, презрительно задрав подбородок, отправилась варить кофе.

– Правильно мне Маша сказала, – вздохнул я. – Здесь меня все будут ненавидеть.

Аптечку Людей собирал загадочно. Несколько ампул родоптоксина, LSD, флакон с серебристой жидкостью (судя по весу – ртуть), четыре вида аква медичи (в просторечии – «тещино варенье»), цианистый калий.

– Слушай, у тебя что-нибудь для жизни есть? Или только яды?

– Круглая таблетка… самая большая…

– Ага, нашел.

– Ломай пополам. Только ровно.

Размерами таблетка напоминала крышку от банки с салатом. Но сломалась неожиданно легко, блеснув идеальным мраморным сколом.

– Теперь от верхней четвертинку… Четвертинку от этого, болван! От полной таблетки – восьмая часть!

– Такая сложная дозировка? – удивился я, протягивая обломок дзайану.

– Еще бы, – буркнул тот. – Это панацея[9], один из аспектов философского камня. Половина таблетки помогает от мигрени, другая – от геморроя. Четверть лечит рак или простуду… но это в зависимости от какой половинки ломали. Осьмушка от половинки – тонизирует. От четвертинки – избавляет от похмелья. И так далее.

– А заранее расфасовать?

– Нельзя. Силу потеряет.

С величайшей осторожностью Людей проглотил лекарство. Разжевывать боится, догадался я. Чтобы во рту вдруг в слабительное со снотворным не превратилось или во что похлеще.

Подействовала панацея быстро. Щеки Людея порозовели, дыхание выровнялось. Перестали дрожать пальцы. Он поерзал в кровати и уселся, привалившись к стене.

– Не хватит надолго, – с сожалением отметил он. – Панацеи от смерти еще не придумали…

– А ты уж помирать собрался?

Маг криво усмехнулся:

– Надорвался я, братка… Сила – она штука такая. Много, много… ан раз – и нет ее вовсе. Я ведь запредельные чары держу. Одна «Мой дом – моя крепость» чего стоит… Да и «Як-цуп-цоп» силы до сих пор тянет… – Он свесил руку к полу и принялся рыться под кроватью. Достал тетрадь в коленкоровой обложке и протянул мне. – Это в ковен передай. Тут мои наработки по магии.

Я запихнул тетрадь за ремень джинсов. «Мой дом – моя крепость», значит… Теперь понятно, почему кругом хаос, а здесь хоть бы стеклышко звякнуло. Нас хранит самая сильная защитная чара дзайанов.

Сидел Людей неудобно. Я осторожно приподнял его за плечи и подложил под спину подушку.

– Ребенка-то зачем в свои игры втравил? – недовольно поинтересовался я.

– Ты про Артема?