Книга Сходняк - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черский признал Карташа, кивнул, показал указательнымпальцем направление, после чего отогнул два пальца, сжав остальные в кулак. Иизобразил рукой вкручивание. Ясно. Двое засели за тем огромным холмом изболтов. Карташ кивнул: понял вас. Тогда Данил ткнул себя в грудь большимпальцем и изобразил ладонью обводящее движение справа. Показал на Карташа,показал обводящее движение слева. Ага: я захожу справа, ты слева. Черскиймахнул рукой. Вперед.
Они двинулись параллельными курсами, держа друг друга в полезрения. Тухло воняло пороховой гарью, поднятая взрывами пыль оседала медленно,подолгу зависая в напрочь лишенном ветра воздухе. Ага, вот и тот курган изболтов...
Человек возник перед Карташем из ниоткуда. Не было – и вотон, выскользнул из-за уложенных штабелями рельсовых коротышей. Но, похоже, ичеловек не искал Карташа, а тоже, что называется, напоролся. Впрочем, этообстоятельство никак не меняло смысла противостояния, смысл оставался прежним –кто быстрее выстрелит.
(«Где-то я видел эту рожу, – даже успела проскочитьмысль на периферии сознания. – В Нижнекарске, что ли...») Выстрелилиодновременно. Две автоматные очереди слились в одну.
Карташ ощутил тычок в бок, что-то мощно садануло в ногу,нога подогнулась, и Алексей упал. «Ну вот и звиздец», – пронеслось вголове.
Все же Карташ перевернулся с бока на спину, высвободилиз-под себя АКС – может, все же успеет вдавить спуск, когда увидит над собойпротивника и автоматное дуло... И не увидел ни того, ни другого.
Приподнявшись, Алексей обнаружил, что его противник лежитпоблизости с разбросанными в стороны руками, с пробитым черепом, из котороготолчками выплескивается на щебень кровь. «Это не я, – понял Карташ. –Я не успевал. Это Данил».
Алексей попробовал подняться на ноги. Не получилось. Раненаянога не держала.
– Л-ладно, – прошептал Карташ, вставил новый«магазин» и пополз.
Данила там, где он последний раз находился, видно не было,стало быть, проследовал прежним курсом, и теперь ему придется брать на себядвоих. Но и Алексей не собирался лежать в ауте, эдакой выброшенной на берегрыбой, закатывать глаза и стонать – «Санитара!» Пока еще есть силенки двигаться,он будет двигаться.
А потом он увидел Таксиста.
Гриневский несся, умудряясь замысловато петлять и несбавлять при этом скорости, к человеку, который отступал в сторону туннеля иотстреливался. По фигуре и пластике Карташ издали признал в том человекеЗубкова.
Выходит, олигарх тоже полез в метро. За каким лядом,спрашивается?! Ему-то самому-зачем? Неужели окончательно крыша съехала? Илиприспичило непременно самолично, и никак иначе, прикончить Фрола?
А на Гриневском был бронежилет, трофейный, ясное дело, новот оружия в его руках Карташ не разглядел...
Й-о-о! Запредельной остроты боль пронзила раненую ногу,заставила выгнуться дугой позвоночник, разорвалась в глазах, на миг ослепив.
Когда спустя секунду-другую отпустило и Карташ пришел всебя, снова смог смотреть в ту сторону, где был Гриневский, то он увидел, какТаксист, сократив расстояние между собой и Зубковым метров до пяти-семи, сразмаху бросает в спину олигарху короткий обрезок рельса, тут же падает нащебень и перекатывается под защиту каких-то труб и швеллеров. Зубков сумелвовремя обернуться, сумел среагировать, отпрыгнуть – ну, боксер все же! несумел разве что удержаться на ногах. Алюминиевый королек повалился надеревянный настил, выпустив из рук автомат. В этот момент Таксист вскинул себяс пола и бросился к Зубкову.
Алексей пополз. С такой дистанции, да еще с однойдействующей рукой, в которой автомат, он ничем Гриневскому помочь не мог. Надоподобраться поближе.
На несколько секунд Карташ выпустил из виду тот участок, акогда снова взглянул, то увидел Гриневского и Зубкова, которые вцепились друг вдруга и катались по деревянному настилу. С настила они, впрочем, почти сразу жескатились на щебень.
Нечего было даже и пытаться выстрелить, стрелять можно будеттолько подобравшись вплотную, поэтому Карташ полз и полз вперед, не обращаявнимания на то, что одна нога онемела, что раненая рука почти не слушается, чтоноет задетый пулей бок, а позади него остается на щебне темный от крови след.Карташ надеялся успеть.
И не успел.
Он видел, как все случилось. Когда спарка Зубков –Гриневский оказалась поблизости от куска рельса, которым Таксист сбил олигархас ног, Гриня отпустил Зубкова, схватил рельсину... А рука Зуба метнулась кпоясу. И первый удар рельсовым обрубком совпал с первым выстрелом.
Зрелище было жуткое. Таксист как заведенный опускал иопускал на голову Зубкова кусок рельса длиной сантиметров тридцать, превращаяголову в кровавое месиво, а Зубков, уже ничего не видя перед собой, жал курокпистолета, и пули летели куца попало – в Гриневского, мимо, в бронежилет, вруку, в голову.
Зубков жал курок до пустых щелчков.
Вместе с одним из своих ударов Гриневский повалился наЗубкова, и больше уже не поднимался.
Но Карташ упорно полз в ту сторону – теперь уже для того,чтобы помочь Таксисту, если тот еще жив. Алексей и не заметил, как потерялсознание...
– Да живее там, в бога душу мать! – услышал он,очнувшись. Это был голос Данила Черского. – Не хрен искать носилки, вон,видишь кусок брезента, тащи сюда!
– Данил Петрович, – раздался незнакомыйголос, – может, все-таки эвакуировать это собрание от греха подальше?
«Наверное, подоспела подмога, о которой Черскийупоминал», – вяло подумал Карташ.
– Теперь тем более не надо, – сказал Данил. –Нехай заседают. Все, больше диверсантов не будет. А я, как ты знаешь, ошибаюсьредко.
– Почему этот парень не стрелял? – услышал Карташголос Чики. – Я видел... Он успевал поднять автомат Зуба, но даже непопытался... Он бы остался жив.
– Потому что ему надо было свернуть шею врагу своимируками. Почувствовать, как из врага уходит жизнь, такая же, как и та, которуюЗубков отнял у его жены, – ответил Данил. Что ж, пожалуй, Карташ мог бысказать то же самое.
– А ты знаешь, вероятно, для него это и клучшему, – после долгой паузы, сказал Черский. – Иначе казнил бы себявсю оставшуюся жизнь, что жена погибла из-за него.
Карташ хотел возразить, но у него не было сил. Не было унего сил даже на то, чтобы приподнять веки. Силы покидали его стремительно,испарялись, как воды в пустыне. В той пустыне, что они совсем недавнопересекали с Машей и Гриневским...
Тридцатое сентября 200* года, 13.38.
Он открыл глаза. И увидел над собой белый потолок, а на нем– вытянутый в узкий параллелепипед контур окна.
Карташ повернул голову. Ага, вот оно, окно. Занавескираздвинуты, на подоконнике цветочки в горшках, кем-то забытая ручка. За окномже, на фоне по-осеннему высокого, холодно-голубого неба покачивались под ветромдеревья, уже наполовину желтые. Какая-то птица качалась вместе с веткой, вцепившисьв нее всеми когтями.