Книга Кишиневское направление - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вытерев о брюки внезапно вспотевшие ладони, Татарчук снова включил скорость…
Степан крутился вместе с турелью, как заведенный; треск крупнокалиберного пулемета распугал эсэсовцев, которые попрятались в укрытия и лишь изредка отваживались отвечать на выстрелы. Ему помогал Пригода. Он стрелял экономно, короткими очередями. И почти каждая очередь его автомата находила свою цель.
Неожиданно пулемет умолк. И Маркелов услышал басовитый голос Пригоды:
– Стэпан, шо с тобою!? Та нэ мовчы, видповидай! Степа, дружэ мий…
Старшей лейтенант посмотрел в окошко, прорезанное в кузове, и увидел, что Пригода склонился на Кучмином и плачет.
– Нэма бильшэ Степы, нэмае-е… – повторял он как испорченная пластинка.
– Что там случилось?! – спросил Татарчук, стараясь перекричать рев мотора.
– Степан убит, – ответил старший лейтенант. – Твою дивизию!..
– Эх, Степа!.. – Татарчук скрипнул зубами. – Как же ты так?… Тебя же ничто до сих пор не брало – ни пуля, ни нож, ни осколки. Сколько раз были под артобстрелом. И потом, там же броня…
Пулемет ожил снова. Теперь уже стрелял Пригода. Он сорвал пулемет с турели, и, вертясь волчком, сыпал свинцовый горох во все стороны. Тяжелый МГ-34 в его широких ладонях казался детской игрушкой.
Бронетранспортер продолжал метаться по садовым дорожкам. Татарчук едва не плакал от бессилия: на пути к Ласкину, который все еще напоминал о себе короткими и редкими автоматными очередями, вставала непроходимая стена деревьев. Тем временем эсэсовцы все сильнее сжимали вокруг бронетранспортера свинцовые тиски. Пули барабанили по броневым листам обшивки градом; и еще один «панцерфауст» не достиг цели – помешали деревья.
– Проскочу… – Крепко стиснув зубы, Татарчук выжимал из мотора все возможное. – Чтоб я сдох, проскочу!
Неожиданно внимание разведчиков привлек грохот сильного взрыва. Из окна трапезной повалил густой черный дым, смешанный с пылью, и автомат Ласкина замолчал. Еще до конца не веря в случившееся, Татарчук яростно бросил машину в узкий проход между двух яблонь. Хорошо, что одна из них оказалась трухлявой и сломалась как тростинка.
– Назад, Иван! – крикнул Маркелов. – Николаю уже ничем не поможешь…
– И Колян погиб… Погиб! – шептал безутешный Татарчук.
Он любил Ласкина, хотя нередко подтрунивал над ним. Но что поделаешь, такова уж бесшабашная хохлацкая натура. Хохол не упустит момента посмеяться даже над родным батькой.
Исполняя приказ старшего лейтенанта, Татарчук вырулил на широкую садовую дорожку, которая поросла высокой густой травой. Она вела прямо к широкому пролому в монастырской стене. Наверное, эта дорожка и выдала разведчиков, потому что свежие следы гусениц бронетранспортера просматривались на ней более чем отчетливо.
Возле монастырской стены, на дороге, стояли два грузовика «опель-блиц», с десяток мотоциклов и легковая машина. Пригода, чудом уцелевший в свинцовой метели, бушевавшей вокруг бронетранспортера, полоснул очередью вдоль этой небольшой колонны, распугав солдат-водителей. Собравшись в кружок, они покуривали и с тревогой прислушивались к стрельбе за забором. Татарчук, протаранив левым бортом несколько мотоциклов, выехал на дорогу.
Но на повороте дороги, ведущей к окраине, старшина вдруг резко затормозил – с той стороны к монастырю спешили бронетранспортеры.
– Сворачивай! – Маркелов показал на переулок.
Татарчук повел машину через лужи, колдобины и липкую грязь к виднеющейся метрах в двухстах брусчатке одной из улиц, параллельной той, по которой шла вражеская колонна. Гитлеровцы заметили их маневр и пустились в погоню.
Петро только вздыхал огорченно, поглядывая на безмолвный пулемет, – кончились патроны. Да и что могли сделать пули МГ-34 с броней, за которой укрылись немецкие солдаты? Калибр маловат.
А преследователи настигали…
Мост появился внезапно, как показалось разведчикам. Реку нельзя было узнать: совсем недавно это был узкий и обмелевший ручей, воробью до колен, а теперь в берегах бурлил с грозным ревом мутный поток, который время от времени перехлестывал через дощатый настил моста. Создавалось впечатление, что волны раздвинули берега, и теперь мост напоминал тонкий дощатый щит, перекинутый через бездонную пропасть.
Пост у моста бронетранспортер сбил, не останавливаясь. Из фельджандармов спаслись немногие, и среди них уже знакомый разведчикам фельдфебель. Завидев несущийся на него бронированный ящик, он, не долго думая, прыгнул в воду, которая сразу же подхватила его и понесла вниз по течению словно щепку.
На середине моста Татарчук неожиданно притормозил.
– Что случилось?! – спросил старший лейтенант.
– Петро дал отмашку… – немного растерянно ответил старшина.
– Цэ я тормознув, – немного виновато сказал Пригода, заглядывая в кабину. – Прощавайтэ, хлопци.
С этими словами Петро взял здоровой рукой ящик с толом, спрыгнул на настил моста и побежал обратно.
– Нэ згадуйтэ лыхом! – крикнул он на бегу. – Та йизжайтэ вжэ, чого вы стовбычытэ на выду?!
Татарчук как-то заторможенно кивнул и дал по газам.
– Стой! – Маркелов схватил за плечо старшину, когда бронетранспортер был уже на другом берегу. – Петро, назад! – закричал он, выскочив из кабины. – Назад, я приказываю!
Но Пригода даже не обернулся. Он торопился как можно быстрее добежать до середины моста.
– У него же нет взрывателей… – теперь понял и Татарчук; он побледнел так, что его смуглое цыганистое лицо стало желтым.
Пригода опустился на корточки возле ящика со взрывчаткой, положил на него гранату и поднял лицо к небу. «Дэ вы, хлопци? – спросил он мысленно, обращаясь к Ласкину и Кучмину. – Як там, Степа, на тому свити? Иван, Алеша, вы булы мэни як ридни… Нызькый вам поклон. Диду, прощавайтэ. Я вас любыв. Мамо, цэ я, твий Пэтро. Жды, скоро побачымось, я вжэ иду, моя нэнько. Господы, просты мэнэ…»
И Петро Пригода выдернул предохранительную чеку гранаты.
Штандартенфюрер Дитрих со стороны казался само спокойствие. Он просто излучал деловитость и уверенность.
Но внутри у него поселился демон, который рвал на куски и внутренности, и сердце. Внутренности – потому что из-за большого нервного напряжения начала давать знать о себе застарелая язва, а сердце – потому что, как опытный разведчик безвременно и в конвульсиях усопшего абвера, он не мог не понимать всю трагичность ситуации на южном фронте.
Большинство разведгрупп, посланных в тыл русским, не вернулись. Тайные агенты, оставленные на территории врага, по-прежнему не подавали признаков жизни (за редким исключением, что не делало погоды).
Нет, они не были раскрыты. Они просто боялись выходить на связь. Наверное, под впечатлением бронированной и механизированной махины русских, уверенно и целеустремленно катившейся на запад.