Книга Отравление в шутку - Джон Диксон Карр

Сигарета Росситера дымила вовсю. Столики в кафе были уже протерты, полы выметены и политы из лейки, лампы зажжены. Оркестранты все еще настраивали свои инструменты. Улицы стали наполняться шумом, смехом, топотом. Среди деревьев мелькали белые платья женщин. Мой собеседник рассеянно смотрел в свой стакан.

— Ну а как писатель, — снова заговорил он, — вы не можете не оценить по достоинству дальнейшую фабулу. Сын, ради которого она пошла на все это, вернулся и смотрел в подвальное окно… Он только не знал, что это она. Теперь она была уже в тисках безумия. Ей было наплевать на все. Она дала полный вперед и ринулась уничтожать. Ранее она прятала свои истинные намерения, проявляя, как ей казалось, немалую изобретательность, но теперь это уже было лишним. Она кое-как вернулась назад к себе, хотя на лестнице столкнулась с судьей. Происходящее переполошило дом, проснулась медсестра. Похоже, и сама миссис Куэйл была в крови, но скрыла это, спрятавшись под одеялом. Чтобы совершить новое покушение на судью, она вышла в ванную, заперла дверь, прошла через другую дверь в комнату судьи и спустилась. Медсестра этого не заметила. Миссис Куэйл, похоже, набросила что-то поверх халата, чтобы скрыть следы крови.

Я передернул плечами. Росситер мрачно смотрел на меня.

— Прошу прощения, старина. Но вы сами вынудили меня рассказать все кровавые подробности. Когда за статуей я обнаружил ее труп, она была в крови. Напряжение, похоже, оказалось для нее слишком велико, и сердце не выдержало. Впрочем, для нее это лучший выход. Ну а поскольку судья не умер даже после того, как она ударила его бутылкой по голове, она бы решилась и на третью попытку. — Замявшись, он сказал: — Послушайте, я давно уже не вспоминал это и теперь несколько разнервничался. Я делал все, чтобы отвлекать от подобных мыслей Джинни… Скоро мы вернемся в отель, вы увидите ее и, я надеюсь, не станете затрагивать тему… В конце концов, это наше свадебное путешествие, и ей было бы неприятно напоминание о случившемся.

— Разумеется, — сказал я. — И я даже вас еще не поздравил.

Я посмотрел на его почти опрятный галстук, на его костюм, который относительно недавно был выглажен. Он больше не производил впечатление человека, которого носит по белу свету страшным ураганом.

— У вас весьма прирученный и вполне процветающий вид, — заметил я. — Вы по-прежнему занимаетесь детективной деятельностью?

— Видите ли, — неловко замялся Росситер, — я… в общем, я это бросил. Мой старик… — Он развел руками. — Я знал, что этим дело кончится, когда я стал работать в полицейском управлении. Мой старик узнал, где я, через американского шефа полиции и разыскал меня… Он вообще-то молодец, и я порядком потрепал ему нервы, когда работал в Скотленд-Ярде. Видите ли, он им руководит. Потому-то он и помог мне в Нью-Йорке. Мы с ним поругались. Он сказал, что мои попытки отличиться парализовали работу британского правосудия. Я как-нибудь расскажу вам об этом. Но ему же надо кому-то передать свой титул баронета, а кому, как не мне… А поэтому… — Он жалобно махнул рукой и допил свой стакан. — А теперь в отель, — провозгласил он, — заберем Джинни и устроим хороший вечер. Она процветает и будет рада немного повеселиться. Ну а это, — показал он на желтую книгу, — мы сожжем. Я и не подозревал, что вы сохраните такой сувенир.

— С удовольствием, — сказал я. — Но вообще-то если смотреть на дело отстраненно, оно оказалось очень даже занятным. Есть некий Джозеф Сарджент, которого вы убедили, что являетесь величайшим детективом в мире. Правда, он в этом усомнился, когда вы засадили нас рисовать картинки. Кстати, зачем?

— Я изучаю скриблографию, — ухмыльнулся Росситер.

— Что-что?

— Скриблографию, — с удовольствием повторил он. — Я не мог тогда объяснить вам, зачем это мне потребовалось, иначе все было бы испорчено. Вы бы нарисовали не так. Помните, я попросил вас нарисовать дом, мужчину, женщину, собаку. Ваши наброски очень походили друг на друга, но мне и нужно было в этом убедиться. Например, женщина у вас получилась с овальным лицом и волосами, похожими на древесную стружку.

— Ну и что?

— Точно так же нарисовал ее Твиллс.

Воцарилось молчание. Он толкнул в мою сторону желтый томик.

— Смотрите! Вы помните карандашные наброски, сделанные Твиллсом? Вы о них подробно писали в книге. В таких набросках, которые люди рисуют бессознательно, порой кроется большой смысл. Твиллс думал о миссис Куэйл. Поглядите на это кислое лицо. Посмотрите на волосы-стружку. Но даже если бы я мог убедиться, что он нарисовал именно женщину, а не мужчину, этого хватило, чтобы подтвердить мою интерпретацию его записей. Я попросил вас нарисовать очень приблизительно женщину, и вы нарисовали примерно одинаково. Все эти наброски содержат определенный смысл, но главное — женщина. Займитесь на досуге скриблографией, очень советую. Ну а сейчас заберем Джинни и напьемся. Дом, где мы живем с нашим стариком, — веселенькая клетка с пятьюдесятью комнатами. Но я не приспособлен для тихой жизни. Я чахну. Я делаюсь слишком аристократичным. А сейчас я гуляю. Да, самое лучшее — это поскорее надраться.

Мне показалось, он с грустью вспоминает бескрайние просторы, по которым топал в пыльно-зеленом пальто и потрепанной шляпе. Он же поглядел на свой роскошный головной убор с безукоризненной складкой, и в глазах его зажглось отвращение. Столики кафе стали заполняться публикой.

— Есть еще две вещи, о которых я хотел бы у вас спросить…

— Буду рад ответить, если смогу, — отозвался Росситер.

— Например, запись Твиллса о морфине.

— Я сам об этом думал. Вот что мне кажется. Твиллс считал, что кто-то и впрямь все эти годы пугает судью белой рукой. Реально она возникла один раз, когда Том устроил с ней фокус, но судья, похоже, видел ее и потом во всех углах. Твиллс, судя по всему, предполагал, что затем судью пугала миссис Куэйл, и запись Твиллса отражает его размышления над тем, какой страх испытывал судья под воздействием морфия. Разумеется, старая дама вовсе не устраивала фокус с рукой. Ей хотелось одного: чтобы вернулся Том. Думаю, что многие в доме считали, что миссис Куэйл немного не в себе. Но никто не предполагал, что она может скатиться до убийства. Они готовы были подозревать друг друга, но никто из них и не заикнулся о том, что тут могут быть замешаны родители.

— И последнее, — сказан я, — самое ужасное.

— Что вы имеете в виду?

— Это смех. Помните, медсестра слышала его в комнате Твиллса. Он преследовал и меня. Все о нем говорят. И еще судья Куэйл вышел, декламируя строки об отравлении в шутку. Но медсестра утверждала, что когда раздался смех, миссис Куэйл была в постели.

— Она действительно была в постели, — мрачно подтвердил Росситер.

Наступила пауза. Росситер поднялся, возвышаясь над живой изгородью, словно башня. Он взял со стула перчатки и трость, на удивление не вязавшиеся с его обликом, нахлобучил чуть набекрень шляпу. За его спиной официанты сновали с кружками пива. Оркестранты усаживались на свои стулья, пристраивая скрипки под подбородком.