Книга Укрощение повесы - Аманда Маккейб

Затем он взял другую тряпицу, смочил прохладной лавандовой водой и положил ей на лоб. Она по-прежнему горела в лихорадке, ее тело сражалось с инфекцией. Вот уже два дня она лежала в доме Уолсингема и металась от беспокойных снов. Иногда что-то бессвязно вскрикивала или слабо сжимала руку Роба.

Он убрал с ее лица спутанные волосы и легонько поцеловал в лоб.

— Анна, — прошептал он. — Моя прекрасная Анна, пожалуйста, не оставляй меня, я тебя умоляю. Я не смогу без тебя жить. Анна, пожалуйста.

Он никогда в жизни никого ни о чем не молил, но, если это могло вернуть ее к жизни, готов был умолять вернуться. Он сделает что угодно, лишь бы ее спасти. Это осознание, вкупе с первобытным страхом и злостью при мысли, что он может ее потерять, поразило его, как удар молнии. Ему, человеку, никогда ни в ком не нуждавшемуся и ведущему свои битвы в одиночестве, Анна была жизненно необходима.

Он любил ее. Теперь он не мог отрицать это всепоглощающее чувство, но ее доброта и красота отдалялись все сильнее и сильнее. Без нее мир вновь станет жестоким и холодным.

— Анна, пожалуйста, борись! — отчаянно взмолился он. — Останься со мной. Позволь доказать, что я могу стать человеком достойным тебя. Можешь со мной бороться, презирать. Только не уходи.

Она отвернулась и что-то бессвязно зашептала. Роб сжал ее руку, потянул назад. Поцеловал ее ладонь и прижал к своей щеке. Под тонкой бледной кожей отчетливо бился пульс. Она жива. У нее еще есть шанс.

— Просто держись за меня, — попросил он. — Я не позволю тебе уйти.

Анна затихла, словно услышала его. Нахмуренный лоб разгладился, рука расслабилась.

— Вот и правильно, — проговорил он. — Сон поможет тебе снова восстановить силы.

И когда она их обретет, он отпустит ее, как должен был сделать уже давно. Он причинил ей боль и не вынесет, если это повторится. Он подвел ее, как подвел Мэри.

Дверь спальни открылась, и Роберт оглянулся, думая, что это кто-то из горничных. Или доктор, которого ему уже приходилось однажды отсюда вышвыривать. Но на пороге стояла леди Эссекс с подносом в руках.

— Миссис Баррет лучше? — спросила она.

— Кажется, она заснула, — устало ответил Роб и потер занемевшую шею.

— Это хорошо. Моя мать говорит, что без отдыха лихорадку не победить. Она прислала миссис Баррет травяной настой собственного приготовления. И больше бальзама для раны. — Леди Эссекс поставила поднос на прикроватный столик. Унизанные драгоценностями руки быстро вмешали в вино душистый настой. Она двигалась живо и ловко, но Роб видел, что ее бледное лицо прорезали морщинки усталости и печали.

— Это очень любезно с вашей стороны, леди Уолсингем, — произнес он. — И очень мило, что вы лично принесли их сюда. У вас должно быть много обязанностей в Эссекс-Хаус.

Ее губ коснулась горькая улыбка.

— Сейчас моя обязанность — быть с моим больным отцом. Да и муж редко по мне скучает. Он слишком... занят. — Она помешала получившуюся микстуру и протянула Робу. — Это облегчит ее состояние.

— Благодарю вас, леди Эссекс, — сказал Роб, принимая кубок.

— Позвольте, я помогу вам ее напоить, — сказала она. — За последнее время я приобрела отличные навыки давать лекарства несговорчивым пациентам. — Она скользнула Анне за спину, приподняла больную в полусидячее положение и положила ее голову себе на плечо, прямо на атласное платье.

Роб стал вливать вино в побелевшие губы, капля за каплей, пока не влил все до дна, леди Эссекс снова опустила больную на подушки. Казалось, с настоем ее сон стал легче, она уже не металась и не вскрикивала.

Леди Эссекс пригладила простыни и натянула повыше одеяло.

— Отец по-прежнему считает, что стоит позвать доктора.

— Ваш отец во многих вещах кладезь мудрости, — сказал Роб. — Но доктор уже дважды пускал ей кровь, и она только сильнее ослабела. Больше я ему этого не позволю и не дам кормить ее порошками вроде толченого носорожьего рога или жемчуга на ягнячьем помете.

Леди Эссекс хихикнула:

— Да, такие лекарства и моему отцу не слишком-то помогают. Я уверена, отдых будет намного полезнее. — Она помолчала и затем продолжила: — Мой отец действительно хочет как-то возместить то, что случилось с миссис Баррет.

— Неужели? — пробормотал Роб. Он сомневался, что Уолсингем может о чем-то сожалеть, если в конечном итоге это послужило его целям. Даже о страданиях невинной женщины. Но разве он сам не вел себя точно так же? Именно из-за него Анна сейчас в этой постели.

— Я знаю, это не всегда заметно, но у него тоже есть сердце.

Роб лишь кивнул и потянулся к тазику, чтобы намочить ткань и еще раз протереть разгоряченную кожу. У него нет времени думать о сложностях Уолсингема. И вообще о будущем. Он мог думать только об Анне.

— Вы очень переживаете за нее, не так ли, мастер Олден? — спросила леди Эссекс, наблюдая за ним.

— Я люблю ее, — просто ответил Роб. И, произнеся это вслух, он ощутил свободу. Он был дураком, когда думал, что на свете есть что-то важнее тех, кого он любит. И поэтому он должен оставить ее. Впервые в жизни он будет думать не о себе, а о ней.

— Вы любите? — переспросила леди Эссекс. В ее голосе звучала печаль. — И на что похоже это чувство?

Она прошла по комнате, и Роб услышал стук закрывшейся за ней двери.

На что действительно похоже это чувство? Раньше ему казалось, что он знает ответ, поскольку оживлял его своим пером, словами любви и сладостного томления. Но сейчас он видел, что это лишь бледное подобие настоящей любви. Всю жизнь он думал только о себе, но сейчас это было уже невозможно. Он должен думать только об Анне.

— Ты должна жить, — произнес он. — Клянусь, я никогда больше не подвергну тебя опасности. Я оставлю тебя жить в мире и спокойствии, как ты того заслуживаешь.

После всего, что она пережила, она заслуживала доброго и спокойного мужчины. Не такого, как ее муж-подонок, и не человека с вывернутой наизнанку жизнью, как он сам. Для него это будет самый трудный поступок в жизни, но ради нее он это сделает.

— Ради тебя, Анна, я сделаю что угодно. Только бы ты боролась за жизнь, — произнес он.

И, словно услышав его слова, она сильно вздрогнула. Ее снова сотрясал озноб лихорадки. Роб лег рядом и обнял ее, прижав к себе, согревая своим теплом. Ее тело содрогалось, словно от порывов ледяного ветра, и он прижимал ее все теснее.

Он хотел привязать ее к земле, к жизни, не важно как.

Медленно выплывая из душной пелены черного сна, Анна ощутила, что лежит на мягкой перине, прохладной и до того воздушной, что хотелось погрузиться в нее целиком.

Но потом... потом она испытала боль. Сильная, резкая, она пронзила с головы до пят, приковала к месту, не позволяя двинуться. В голове не осталось ни одной мысли. Она не помнила себя от боли.