Книга Большие батальоны. Том 1. Спор славян между собою - Василий Звягинцев

– Ну и примеры вы привели, – поморщился Президент. Официант, наконец, подал расстегай, кулебяку и «поросёнка жареного, в винном соусе с трюфелями, фаршированного каштанами». Захотелось Президенту попробовать одно из имевшихся в меню экзотических блюд, в его предыдущей жизни не встречавшегося. Игорь Викторович ограничил свой заказ холодным мясным ассорти да набором розеток с разнообразными соленьями «под водку».

– Примеры как примеры. – Генерал, хоть и от кавалерии, но, очевидно, занимавшийся людьми гораздо основательнее, чем лошадьми, приглашающе поднял очередную рюмку. – Я ведь совершенно не имею в виду всякие там идеологии и даже мораль. Тем более – чужого мира. Но с первых офицерских звёздочек усвоил – спецслужбы – это инструмент. Хорошим топором можно дом, церковь построить и даже карандаши точить, только вот часы чинить не получается, вещица больно мала. Можно и головы рубить. Смотря в чьих руках сей инструмент окажется. То же самое и о Гитлере вашем можно сказать – РСХА[74]по его поручению не имеющие никой специальной подготовки люди выстроили образцово, и тоже за три-четыре года. Правда, в итоге русский НКВД всё равно лучше оказался. А вы вот не сумели. Демократические убеждения помешали?

– Да, если хотите, – вскинул подбородок Президент. – Мы слишком хорошо помним, к чему приводило всевластие спецслужб. И я никогда не допускал мысли, что Россия опять может стать полицейским государством.

– Ну-ну, – усмехнулся Чекменёв. Он почти не курил, поджигал папиросу, делал одну-две затяжки, дожидался, пока она сгорит до картона, и тут же брал из коробки новую. Процесс ему нравился, что ли? Вот и сейчас он повторил свою операцию, медленно выпустил дым поверх головы собеседника. – Вы не обижайтесь, мне просто крайне забавно вас слушать. Хоть одна страна в мире после крушения вашего социализма распустила свои спецслужбы? Или хотя бы подвергла их публичному поруганию и оплёвыванию? А в них что, ангелы работали и работают?

Видите – приходится с прискорбием признать, что ваша страна – уникум! В лес на медведя собрались, а патроны с пулями и картечью повыбрасывали. Тогда и армию следовало бы распустить, как ваш Ленин писал – «заменить всеобщим вооружением народа». Где-то он и прав по-своему – армия ведь ещё более мощный инструмент насилия и подавления личности, чем полиция. Вам что, неизвестны диктатуры, опиравшиеся именно на армию? А создатель свои собственные «органы» всегда в узде держать способен, если не дурак, конечно, и в людях разбирается…

Про «дурака» было сказано походя, Игорь Викторович, похоже, и не задумался, как его слова воспримет собеседник.

– Но подождите, – обещающе улыбнулся генерал, – ваши оппоненты, если сумеют власть захватить, быстренько объяснят всем, вам в том числе, что «демократия» – продукт исключительно пропагандистский, экспортный. Расстреливать и вешать они будут всерьёз, о «справедливых независимых судах» даже не вспомнят. О подобных вещах вообще вспоминают только в период предвыборной борьбы, если правитель настолько недальновиден, чтобы подобную ерунду вообще допустить.

– Вы что же, демократию и всё ей сопутствующее в корне отрицаете? – не донёс вилку до рта Президент.

– Конечно. За пределами уездного самоуправления и казачьих Кругов. В любом другом случае ваша демократия – то же самое, что гильотина как лекарство от перхоти.

– Нет, я никак не могу с вами согласиться. Пусть у нас в России общество ещё не дозрело в силу известных причин, но ведь пример развитых демократий Запада…

– Не собираюсь втягиваться с вами в политическую дискуссию. У меня для этого нет ни времени, ни желания…

– Тогда зачем…

– Сейчас объясню, – генерал снова наполнил свою рюмку, задержал в воздухе графинчик в наклонённом состоянии. – Вам – плеснуть? Нет? Ну, дело хозяйское. Да вы ешьте, ешьте, одно другому не мешает. Знаете ли, я не дипломат, предпочитаю с людьми говорить прямо и откровенно. Если кому-то, например, высшая мера отчётливо светит, я никогда не стану врать, что «всё будет зависеть от вашего поведения, следствие и суд учтут чистосердечное раскаяние» и прочую ерунду. Вот и мой сюзерен, и сотрудники среднего звена как-то неотчётливо с вами разговаривали. Постараюсь исправить их недоработки. Расставим все точки, и всё станет ясно и прозрачно…

Президент вдруг почувствовал себя очень неуютно. На самом деле оно, может, и порядочно – сразу и прямо заявить человеку, что он непременно будет повешен в самом недалёком будущем и любые надежды – тщетны, но уж как-то слишком жестоко. И почувствовать себя в роли такого приговорённого без права апелляции и помилования было весьма муторно. Он ведь Президент великой державы, в конце концов, с ним нельзя так!

А внутренний голос вдруг как-то мерзко хихикнул, а потом отчётливо произнёс: «Да какой ты, на хрен, сейчас Президент? Сам ведь всё понимаешь. Скажи спасибо добрым людям, что спасли, обогрели, денег вон дали… Девушка, между прочим…» И ничего нет правильнее сейчас, чем выпивать и закусывать, выслушивая, что ему намеревается сообщить этот здешний кардинал Ришелье. Не покуражиться же он сюда заявился? Тут же вспомнилась и подруга, с которой они сидели здесь вечность назад, и она (тоже неправильный вариант, должно бы наоборот), читала ему стихи Гумилёва. Он, наверное, потому и купил сегодня его сборник, что подсознательно вспомнил Селену (да, вот такое у неё было необычное имя) на час раньше, чем увидел вывеску ресторана.

«Понял теперь я: наша свобода

Только оттуда бьющий свет,

Люди в тени стоят у входа

В зоологический сад планет…»

И голос Селены вспомнился, и глаза её, и лежащая на столе рука, то сжимающая, то отпускающая массивную серебряную спираль для салфеток… А правда, отчего у них так ничего потом и не получилось? Могла ведь случиться совсем другая жизнь…

«…Да, о чём там говорит этот мужчина, так похожий на графа Игнатьева?»

– Я хочу, чтобы вы поняли, Георгий Адрианович, вы сейчас располагаете полным веером степеней свободы. Ещё вчера утром у вас их не было, точнее – вам не позволяла их видеть ваша должность… Давайте попробуем бегло пройтись по вариантам. Самое простое, и для большинства персон, оказавшихся в вашем положении, самое приемлемое – остаться у нас, совсем. Со всеми подобающими вашему предыдущему рангу правами, привилегиями, пожизненным цивильным листом[75]. Так сказать – личный гость Императора. Семью можете сюда забрать или новую завести, как ваш друг Мятлев вознамерился…

– Что? Леонид? Да как же? – поразился Президент, эта совершенно незначительная новость потрясла его едва ли не больше, чем предыдущие слова начальника царской канцелярии.