Книга Штрафники 2017. Мы будем на этой войне - Сергей Лобанов

– Значит, так, мужики, – сказал Павел. – Весь мой план, как и атака наших, накрылся медным тазом. Единственное, что успокаивает мою совесть, – мыто свою задачу выполнили, пусть и такой ценой. Но хотя бы вы живы. А останься на позициях – все полегли бы. Не от опóзеров, так от заградотряда. На бэтээре прорываться смысла нет. Далеко не уедем, сожгут на хер: вся улица уже в курсе, что мы эту дуру захватили. Поэтому уходим, что называется, дворами.

– Куда уходим, командир?

– К своим, конечно. Или думаешь, опóзеры при встрече нальют?

Штрафники улыбнулись пусть не очень веселой, но все же шутке.

– Одна надежда – не должны они в каждом доме да в подворотнях толпами сидеть. И это наш шанс. Главное, не прощелкать хлебалом. Кто отстанет, не взыщите, ждать никого не будем. Пошли! С Богом!

Штрафники рванулись Из-за БТРа, поливая из автоматов во все стороны, стремясь перебежать неширокую улицу и укрыться в развороченной пятиэтажке, а дальше – ситуация покажет.

Вслед тут же загрохотала стрельба, срезав сначала двоих наповал, а потом зацепив Чеснова.

Андрею «прилетело» в копчик, он болезненно закричал. Ноги разом перестали слушаться, онемели, стали чужими. Он осел. Пуля, ударившая в рацию на спине, толкнула его лицом вниз.

Чеснок с воем скреб выщербленный асфальт, пытался ползти, испытывая ужасную боль.

Штрафники слышали его вопли, не заглушаемые даже стрельбой. Но никто не оборачивался, предоставив раненого самому себе.

– Не могу, – остановился Гусев. – Простите, мужики.

Он развернулся, пригибаясь, добежал до Чеснова, взвалил его на спину и потащил, чувствуя, что обливается потом, а куртка тяжелеет, пропитываясь кровью Андрея.

что-то ухнуло рядом, взрывной волной бросило на мостовую.

– Брось его! – закричал подскочивший Студент. – Убило Чеснока. Он на себя все осколки принял.

И, действительно, Андрей больше не дышал.

Гусев встал, его шатало не то от усталости, не то после удара взрывной волны.

– Давай, шевели булками! – подбадривал Студент. – Сейчас эти суки пристреляются, и нам кранты настанут! Бежим!

Заскочив в пятиэтажку, беглецы почувствовали вонь давно разлагающихся трупов. Смрад был столь силен, что перехватывал дыхание.

Они вылетели с противоположной стороны дома очумевшие, не разбирая дороги. И снова потери: шальная пуля угодила в штрафника, мчавшегося последним.

Остальные, петляя зайцами, добежали до следующего дома, запрыгнули в оконные проемы.

Здесь воздух был вполне сносным, поэтому остановились, тяжело переводя дыхание.

– Вот уроды, – выругался на опóзеров Ильин. – Не могли тела прибрать. Столько дней затишье длилось!

– Не до того им было, Наумыч, – ответил Лютый. – Они к атаке нашей готовились. Разве не понял – сдал нас кто-то. Может, тот штабной и сдал.

– Этот вряд ли, – помотал головой Ильин. – Иначе нас бы еще в шахте приголубили.

– Значит, другой, повыше, – продолжал гнуть свое Гусев.

В тот момент предательство казалось ему единственно верным объяснением провала наступления.

– К нам гости, – подал голос Студент, ведущий наблюдение, – Встретим объятиями и поцелуями?

И действительно, по их следам шло не меньше отделения опóзеров, рассыпавшихся в жиденькую цепочку.

– А то! – усмехнулся Павел. – К бою.

– Этих положим, другие придут, – резонно заметил Наумыч. – Оцепят дом – и все, амба.

– И что предлагаешь? – внимательно посмотрел на него Гусев.

– Я останусь, задержу их, а вы уходите, мне за вами все равно не угнаться – возраст не тот, чтобы зайцем по развалинам скакать… Да и пожил я уже свое, – Наумыч невесело усмехнулся и сразу посерьезнел. – Ладно, все. Уходите, быстрее, пока возможность есть.

Павел подошел к Ильину, приобнял его:

– Отговаривать не стану. Прощай, Наумыч. Хороший ты мужик.

Ильин признательно кивнул в ответ, произнес:

– Леха, Студент…

Чечелев приблизился.

– Что, дядя Вова?

– Выбрось ты свои скальпы. В плен попадешь…

– Не попаду, – перебил его Студент.

– Ну, как знаешь… Давайте, мужики, валите отсюда. Каждая секунда на счету.

Штрафники, быстро попрощавшись с Ильиным, устремились через лабиринт комнат, преодолевая груды кирпичей, протискиваясь в проломы.

Глава XXIV

Наумыч

К неполным сорока девяти годам Владимир Наумович Ильин имел за плечами двадцать восемь лет брака. Жену Антонину он уже давно не любил. Уважал, привык, а вот любви не было. Пропала куда-то со временем, сменившись прозой супружеских отношений.

А ведь была, да какая!

Женился он на Тосе сразу после армии, даже погулять толком не успел. А чего гулять, когда любовь захлестнула его, завертела водоворотом страстей, пленила бессонными ночами, поцелуями до полного изумления, от которых губы распухают и болят, но кажется, что нет в мире слаще той боли.

Ох, и давно это было! И в то же время, как вчера. Только после этого «вчера» дети – Валерка да Наташка – успели вырасти, своими семьями обзавелись, осчастливили родителей внуками.

Сначала Наташка сподобилась, хоть и младшенькая, а потом и старшой подтянулся. И есть теперь у Наумыча внучка Светуля, прямо солнечный лучик, так светится вся, и внучок Никита, серьезный, обстоятельный, хоть от горшка два вершка.

Владимиру сорок четыре уже стукнуло, когда внучка появилась. Вроде и не старый еще, а уже дед. Странно даже. Только вроде молодым был, а все уже прошло. Жизнь – как вода сквозь пальцы. Куда что делось?

Владимир часто задавал себе этот риторический вопрос. Возраст вроде и не ощущается, а мысли-то постоянно вокруг этого вертятся: что все уже, жизнь, считай, прожита. Что там этой жизни осталось? Лет пятнадцать, а то и меньше. Вон, мужики после пятидесяти мрут, как мухи осенью.

И с годами здоровье лучше не становится, вон, сколько болячек уже нажито. Таким макаром скоро ползарплаты на таблетки отдавать придется. А что поделать – производство горячее, первая сетка, то есть совсем не курорт. В легких уже вся таблица Менделеева, наверное, собралась.

И вместе с тем была у Ильина радость сердечная – Юлия, моложавая разведенка, нормировщица из его цеха.

До поры до времени дальше флирта у них не шло: так, шуточки-прибауточки, подкольчики, якобы случайные встречи за проходной. Пару раз в одной компании у ларька пиво пили после особо тяжелой смены. Он тогда ее до дома проводил. В первый раз в гости напроситься постеснялся, неудобно как-то стало, будто кобель какой при живой-то благоверной. А во второй Юля сама к себе позвала. Подумал-подумал и… согласился.