Книга Пиявки - Вероника Богданова

чёрту, Танечка была лучшей в отделе. А Дмитрий Сергеевич, несмотря на все свои человеческие недостатки, был, несомненно, лучшим среди местных журналистов. Что же касается Карелиной, то Данько передумал её увольнять, но она ушла сама. Спокойно положила ему на стол тщательно составленное заявление, расцеловалась с расстроенной Маринкой и навсегда покинула родную газету (поговаривают, что и журналистику вообще).

Вакансии между тем зависли: опытные акулы пера не штурмовали толпами порог редакции, а хорошего корректора вообще днём с огнём не найти. Зарплата мизерная, а работа скрупулёзная. Так что Татьяна, таскавшаяся за Чарским, как преданная собачонка, оказалась незаменимой в прямом смысле этого слова.

– Марина, зайди ко мне, – устало позвал по громкой связи Данько, но ответа не последовало. «Опять, зараза такая, курить отправилась!» – раздражённо подумал Олег Ефимович и выглянул в окно.

На крыльце без всякого зазрения совести, зажмурившись от удовольствия и отклячив хорошенькую попку, целовалась с очередным хлыщом его ненаглядная супруга. Вся её поза, полная любовного томления, словно говорила несчастному господину Данько: «Так тебе и надо, старый импотент!»

Савельева наконец-то выписывали из больницы, естественно, взяв с него честное слово: беречь себя любимого. У ворот больницы стояла целая толпа жаждущих видеть Антона Павловича живым и здоровым. Он нашёл среди встречающих одно-единственное лицо, которое мечтал видеть всегда, и глаза его засветились какой-то удивительной нежностью, сразу сделавшей его моложе на добрый десяток лет.

– Привет, моя лапушка! – улыбнулся Савельев, осторожно обнимая Элку, словно это она недавно перенесла инфаркт.

Рядом с Карелиной стояла незнакомая русоволосая красавица, по возрасту и степени ухоженности почему-то напомнившая Антону его бывшую жену в её лучшие времена. Саму Валентину накануне отвезли в наркологию, её пришлось откачивать: слишком много и долго она пила.

– Антон, познакомься: это моя мама, – улыбнулась Элка, отследив заинтересованный взгляд Савельева.

– Ирина Николаевна, – с достоинством представилась маман, протягивая мужчине руку то ли для пожатия, то ли для поцелуя. Галантный вицемэр, естественно, выбрал последнее, и женщина вспыхнула от удовольствия.

– Не обольщайся, она ещё скажет своё веское слово, – озорно шепнула на ухо Антону Эльвира.

– Ничего, прорвёмся! – с лёгкостью пообещал Савельев.

А вечером, когда Антон с наслаждением мылся в душе той самой квартиры, которую ему подобрал Влад в качестве последней услуги на посту помощника заместителя мэра, Ирина Николаевна ехидно заметила дочери:

– Ну сколько я могу тебя учить? Говоришь тебе, говоришь, – а всё без толку! Ты думаешь, этот твой Савельев смог меня очаровать? Да, смог! Потому что стремился к этому! И не спорь со мной, я лучше знаю! А ведь он только что вышел из больницы! Что же будет дальше? Наплачешься ты от него, попомни моё слово! Эх, дочка, дочка! И откуда ты только берёшь этих мужиков с блядскими глазами?..

Эпилог

В концертном зале музыкальной школы города N шёл очередной фестиваль «Весенняя рапсодия».

На сцене, прямо в точке пересечения серебристых лучей прожекторов, стояла тоненькая белокурая девочка с огромными серыми глазами, сжимающая дрожащими пальчиками радиомикрофон. Девочка пела, и зрители восторженно замерли, прислушиваясь к хрустальной чистоте юного сопрано.

Когда песня отзвучала, зал на несколько секунд очарованно затих, а потом взорвался искренними аплодисментами. На сцену вышел взволнованный директор школы Сергей Никитич Лебедев с огромным букетом белых роз. Мужчина, не скрывая выступивших на глаза слёз, сказал:

– Господа, вы присутствуете при уникальном событии. Этой девочке удалось совершить настоящее чудо. Поверьте мне, старому музыканту: я знаю, о чём говорю! Она преодолела страх перед сценой и, лишившись возможности заниматься любимым делом – игрой на фортепиано, – нашла в себе силы не сломаться, а обнаружить в себе другой талант, не менее яркий и значительный. Она запела! Спасибо всем, кто помог Женечке вернуться на сцену. Спасибо тебе, Женечка. Запомните это имя: Евгения Карелина. Скоро оно прозвучит на всю Россию! Надо только верить в собственные силы и ни при каких обстоятельствах не опускать руки! Браво, Женя!

Девочка приняла цветы из рук директора школы и даже, встав на цыпочки, поцеловала его в щёку, вызвав в душе Сергея Никитича новый приступ волнения, способного вызвать слёзы даже у мужчин.

Сидящие в зале Элка и Антон переглянулись и незаметно взялись за руки. Они не стали поправлять старого педагога, назвавшего Женю Карелиной. К тому моменту девочка уже носила фамилию Савельева, так же как и её мама. Вице-мэр, заметив, как сияют глаза его жены, наклонился к её уху и тихонько спросил:

– Ты не жалеешь, что ушла из журналистики? Сейчас бы взяла шикарное интервью у нашей Женьки!

– Ага, а потом писала бы тебе предвыборные статьи, – улыбнулась Элка. Савельев недавно выставил свою кандидатуру на выборы мэра города N, осуществив наконец свою мечту сделать решительный шаг к избавлению от позорного прозвища Вечно Второй.

Она была благодарна любимому мужчине за то, что он с первого дня их совместной жизни назвал Женьку своей дочерью и сделал всё, чтобы она оправилась от перенесённого потрясения. А потом он нашёл бывшего мужа Эльвиры и добился от него официального отказа от отцовства. Тот, кстати, и не думал сопротивляться, чем окончательно разочаровал и Элку, и Антона.

– А может, всё-таки вернёшься в свою газету? Там сейчас Чарский редактором! Помнишь ту историю о двух мужиках в трамвае? – почему-то упорно гнул свою линию Савельев.

– Это про то, что журналисты напоминают пиявок, что ли? – насторожилась Элка в ожидании подвоха. И её ожидание оправдалось сполна:

– Вот-вот, ту самую! Я недавно был в больнице на профилактическом осмотре. И мне посоветовали попробовать гирудотерапию…

– Лечение пиявками, что ли? И поэтому ты решил завести дома свою личную пиявку-журналистку? – Эльвира щёлкнула вице-мэра по лбу, он невольно прыснул и тут же получил замечание от весьма пожилой дамы, сидевшей сзади:

– Молодые люди, прекратите шуметь! Вы мешаете слушать будущую звезду!

– Ваши бы слова да Богу в уши, – вздохнул Савельев.

Сам он ни на секунду не усомнился в предсказании старушки: ведь Женька была дочерью его настоящей звезды!