Книга Неблагая - Ивлисс Хаусман

глаза смотреть тяжело, так что я перебегаю взглядом с его почти отросших бровей к плечу. — У тебя все получается. Да, мы не должны были так на тебя давить. Просто… попробуй еще раз. — Он легко сжимает мои ладони и отпускает их. — Мы здесь, с тобой. Пожалуйста, не бойся.

Я быстро заглядываю ему в глаза:

— Именно этого я и боюсь.

Тем не менее я поворачиваюсь и сосредоточиваюсь на бутылке.

— Ты сможешь! — подбадривает Олани.

— Да! — вскрикивает Исольда, и ее голос эхом отражается от скал. — Ты же моя сестра!

Я выдыхаю с нервным смешком и снова зову магию. В этот раз я не пытаюсь ею повелевать. Я не сдерживаю ее течение. Я просто задаю ей направление, импульс.

По рукам разливается тепло. Его сила почти сбивает меня с ног, но я отталкиваюсь от нее. Моя магия свободна, и она не может властвовать надо мной.

Чары принимают форму яркого сгустка желтого пламени, который сперва окутывает бутылку, а потом вспыхивает и гаснет. Стекло трескается и лопается с хрустом и свистом.

Я развожу руки в стороны, на лбу проступает мелкий холодный пот. Меня трясет, но я в порядке. И остальные тоже. В кои-то веки я подчинила себе магию, а не наоборот.

Так почему же внутри туго скручивается разочарование, а в кончиках пальцев трепещет желание поджечь весь лес? Я быстро опускаю руки, а голос в голове шепчет: Давай. Прекрати этот фарс с контролем и прими силу.

В глазах окружающих читается разная степень изумления.

— Так лучше? — спрашиваю я, не обращая внимания на дрожь в голосе.

Прилив их восторга захлестывает меня, перекрывает жуткий вой ветра и смывая мои тревоги. Я знаю, что беспокойство отступает лишь на время. Моя тревожность — единственное, что помогает мне выжить. Но приятно на мгновение примерить другой образ.

Глава 22

Как только я заканчиваю вечернюю тренировку, Рейз и Олани уходят в направлении, противоположном стрелке на указателе, — искать воду, чтобы пополнить наши иссякающие запасы. Мы с Исольдой впервые за целую вечность остаемся одни. Она задумчиво сидит на ступеньках Судьбы, упираясь подбородком в колени, а я залезаю под вагончик, чтобы его заправить.

Аккуратно открываю ящик, пробегаю кончиками пальцев по образцовой латунной отделке. Даже здесь, снизу, где ничего не видно, не найти ни одного гвоздика, изготовленного без должного внимания. Как же я хочу однажды показать вагончик отцу.

Эта мысль удивляет меня, хотя возникает не впервые. Папа любит красивые и добротные вещи — чем практичнее, тем лучше. Он может часами рассказывать, например, о прекрасно сделанной чаше. Но я уже примерно год как перестала воображать наше воссоединение, потому что все это слишком далеко и слишком больно.

— Я волнуюсь, — приглушенно бурчу я из-под вагончика. — Я… мне до сих пор все не нравится. Но теперь мне начинает казаться, что у нас может получиться.

Исольда удивленно смеется:

— Кто ты и что ты сделала с моей сестрой?

— Я серьезно, — смеюсь в ответ. — Я уже забыла, как это — радоваться будущему. Но, Сол, если у нас все выйдет — а это большой вопрос, — мечта перестанет быть мечтой. Она станет реальностью. Я так хочу показать Папе Судьбу. Придется найти дом с конюшней или чем-то таким, чтобы куда-то ее ставить, и, надеюсь, она не обидится, что мы не будем жить в ней постоянно, но Папа будет в восторге. Он, конечно, очень захочет узнать, как она устроена, но побоится нарушить работу хоть одной детальки. Можно будет на ней путешествовать.

Я делаю паузу, осознав, что выдала такую длиннющую тираду и ни разу не запнулась. Исольда по-прежнему молчит. В тишине поет запоздалый соловей.

— Здорово же будет? — добавляю я, пытаюсь не выдать своей неуверенности. Все равно сестра видит только мои сапоги, а остальное скрыто под повозкой.

— Ему понравится, — наконец говорит она.

Я выбираюсь из-под Судьбы; кончики пальцев покалывает после дозаправки. Мы поглощаем магию с такой скоростью, что заправлять вагончик приходится через день, но сколько бы магии я ни вливала, требуется еще и еще. Половина лица Исольды ярко освещена, а вторая покрыта черной тенью.

— Что с тобой? — спрашиваю я и сажусь. — Я радуюсь. Ты должна радоваться, что я радуюсь.

Она закатывает глаза и протягивает руку, чтобы помочь мне встать. Я неохотно поднимаюсь, отряхивая юбку.

— Со мной все нормально. Я просто беспокоюсь…

Мое сердце ухает. Не понимаю, о чем речь, но уже предвижу разговор, который я предпочла бы отложить на неопределенный срок.

— Ненавижу, когда люди так делают. — Я не могу на нее смотреть и потому резко вытаскиваю ленту из косы и начинаю ее расплетать. — Давай уже, выскажись, и двинемся дальше.

— Ну… — Для Исольды нетипично так тянуть время. Я вся уже извелась. — Мы же… мы почти на месте, правда?

Я расправляю пряди и невольно смотрю на ладонь. Компас уверенно указывает на Западный Хребет, прямо за моим плечом. Объяснить это невозможно, но, наверное, птицы, отправляющиеся на зимовку, так же чувствуют пункт назначения. Они просто знают, где приземляться.

— Да, — наконец говорю я. — Кажется, да.

— И нам заплатят. — Она переводит взгляд на шнур на моей шее.

— Да, — отвечаю я, желая, чтобы она скорей добралась до сути. — И можно отправляться домой.

— Точно. — Исольда коротко усмехается. — А дальше что?

— А дальше мы купим новый роскошный дом, я найду способ вернуть Мами и Папе их память, и…

— Сили. — Голос Исольды мягкий, но настойчивый. — А потом?

Я склоняю голову к плечу. Не понимаю вопрос. Потом — ничего. Это весь план. Вот мое «долго и счастливо».

Она вздыхает и смотрит на меня так, как мне бы не хотелось, чтобы