Книга Свинцовая воля - Валерий Георгиевич Шарапов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Криво ухмыляясь во все свое морщинистое, как печеное яблоко, лицо, сбоку неловко кося на Илью левым глазом, горбун тянул Павлина за собой, крепко держа скрюченными пальцами за рукав светлого в клетку пиджака. Оставив вора посреди помещения, Ключник вновь направился к дверям, переваливаясь с боку на бок, поминутно со злобой оглядываясь на Илью.
– Знаешь этого человека? – спросил Ливер у Павлина и кивком указал на Журавлева.
Вор-рецидивист рывком вскинул подбородок, затем с поспешной подобострастностью стянул с головы кепку, комкая ее пальцами, внимательно пригляделся к стоявшему перед ним человеку.
Илья в свою очередь тоже стал к Павлину приглядываться, стараясь по глазам определить, угадал он его или нет, потому что от этого зависели его дальнейшие действия. Судя по тому, как у Павлина вытянулось круглое лицо от изумления и забегали по сторонам его крошечные глаза, Илья догадался, что этот гастролер щипач его узнал.
– Помню я эту гниду, – сказал Журавлев с пренебрежением, опережая Павлина с его запоздалым ответом. – Он у братухи Филина подрезал бумажник с ксивой и котлы, которые ему на фронте подарил сам маршал Рыбалко. Мы ему тогда с парнями мизинец садовыми ножницами отрезали, чтобы это фуфло знало, у кого он осмелился красть.
– Было такое дело? – сурово и с любопытством спросил Ливер, взглянув на Павлина. – Ну-ка покажи руку.
– Врет он все! – взвизгнул Павлин. – Это оперативник, Илья Журавлев, дружбан Клима Орлова, начальника отдела по борьбе с организованной преступностью Тамбовского Управления НКВД. И пальца не он меня лишил, а его дружки.
– Значит, все-таки дружки? – переспросил Ливер, и по его ухмыляющейся физиономии с крупными чертами было заметно, что главарю стало доставлять особое удовольствие расследовать это запутанное дело: хоть самому в менты подавайся.
– Какие дружки? – никак не мог успокоиться Павлин, вдруг почему-то решив, что Ливер над ним издевается и совсем не доверяет его словам. – Это легавый, зуб даю! – Он отрывисто черкнул большим пальцем руки о верхние плотно слитые зубы. – Век воли не видать!
– Иван Горыныч, – наигранно усталым голосом, как бы тем самым говоря о том, что он прав, и ему не хочется тратить ненужных слов, вновь с почтением обратился Илья к Ливеру, – этот фраер просто хочет твоими руками со мной разделаться, отомстить по полной. Он же знает, как ты относишься к предателям.
– Чего он блеет?! – вскричал неуравновешенный Павлин, дрожа дебелым телом, и от охватившего его волнения гневно затопал ногами. – Врет он все!
Левая щека Ливера нервно задергалась, он по-волчьи оскалился. Лицо его вдруг стало жестким и отталкивающим, он с отвращением поглядел на Илью, потом на Павлина.
– Сдается мне, что вы оба что-то мутите, – проговорил он веско и неожиданно для всех присутствующих распорядился: – Обоих их под замок в каменный мешок. После дела выясним, кто из них прав, а кто виноват, тогда окончательно и решим, что с ними делать… Косьма, – окликнул он бандита, подпиравшего широкой спиной стену, – не забудь их связать. А ты, Лиходей, иди, умойся, со всеми на дело пойдешь.
Подолом рубахи вытерев окровавленное лицо, Лиходей заулыбался, морщась от боли, выказывая нехватку одного зуба, выбитого погорячившимся Ливером, его здоровенным кулачищем размером с небольшую тыкву.
– Все нормально, Ливер. Я не в обиде, – радостно пробормотал Лиходей и, заметно покачиваясь, торопливо ушел приводить себя в порядок.
Косьма после вчерашнего, как и многие другие бандиты, тоже не переоделся по причине того, что спал на рынке, возле загона для скота прямо на земле, унавоженной сухими отходами жизнедеятельности домашних животных, поскольку так и не сумел добраться до дома. Сопнув носищем, он с готовностью шагнул к Павлину, крепко взял его за воротник и бесцеремонно поволок к выходу, хрипло процедив сквозь зубы:
– Илюха, следуй за мной.
– А я чего? – зелебезил растрепанный Павлин, смертельно перепуганный тем, что его могут лишить жизни свои же урки, и от навалившейся вдруг на него слабости, безвольно выронил кепку. – Я ничего.
Косьма на ходу небрежно поддел кепку носком сапога, и она улетела в дальний угол.
– Ежели пригодится, потом заберешь, а коли нет, то и печалиться не следует, – неожиданно философски рассудил бандит, ни дня не учившийся в школе. – Зачем она мертвому?
Ноги у Павлина подломились, он обмяк окончательно и дальше тащился по цементному полу, как мешок с дерьмом, так что даже Илья, чья жизнь уж точно висела на волоске, сжалился и подхватил его с другой стороны под руку.
– Добрый ты, Илюха, – прогудел неодобрительно Косьма. – Это нехорошо.
Каменным мешком называлась крошечная комната размером два на два, окна в которой отсутствовали, и здесь было темно, хоть выколи глаза. К тому же стоял леденящий холод, шедший от бетонного пола и влажных стен. В противоположных углах из стены торчали металлические ржавые кольца, к которым были привязаны толстые витые веревки.
Приглядевшись в бледном свете фонаря к полу, Илья разглядел коричневые потеки, очевидно, оставшиеся от высохшей крови. «Комната для пыток, – мелькнула нерадостная мысль; он тяжко вздохнул и с любопытством огляделся, ворочая головой по сторонам, уже думая о том, как можно отсюда выбраться. Но чем больше он приглядывался, тем безнадежнее становилось на душе. – Вляпался, как кур в ощип, – подумал с досадой Илья. – Если и погибну, так даже будет лучше, не стыдно будет глядеть в глаза товарищам, Семенову… что сорвал операцию».
– Располагайтесь, – прогундел Косьма, указав своей лапищей вначале в один угол, потом во второй. Когда связывал руки Журавлеву (совесть, должно быть, все-таки его мучила), он стал виновато оправдываться: – Ты, Илюха, не серчай… Хоть ты и спас меня тады в воде… за это тебе низкий мой поклон, да и зла я тебе не желаю. Но ежели ты и в самом деле стукачком окажешься, не обессудь, сам жизни тебя решу и не поморщусь. Мне, Илюха, в тюрьму никак нельзя, у меня баба на сносях… А она ишо молодая, как же я ее оставлю одну. Не-ет, мне в Магадан не с руки. Так что извиняй.
– Да если бы я был стукачом, – не сразу отозвался Илья и невесело хмыкнул, – то я бы тебя тогда спасать ни за что