Книга Рыбкина на мою голову - Алекс Коваль

забрала вас. И да, вот, – протянула Света зажатый в руке мобильник, – забыли у меня вчера ночью.

Да уж, двусмысленней и не придумаешь.

Между нами даже повисла непродолжительная пауза. Мимо прошла парочка пенсионеров, а у меня за спиной громко хлопнула входная подъездная дверь. Неожиданно, что я даже обернулся, глянуть вслед торопыге. Но успел поймать взглядом только джинсы и красные кеды.

– Кхм… у тебя забыл? – переспросил, заломив бровь, забирая мобильник из наманикюренных пальчиков, вцепившихся в корпус телефона.

– У меня в сумочке, – поправилась Света. – Пока ехали в такси, вы отдали мобильник мне, чтобы не потерять.

– Ясно, – настала моя очередь кивать. – Что ж, благодарю за телефон, за доставку меня до дома, еще раз прошу прощения за мой… вчерашний слегка непотребный вид. И, да, хорошего вечера, Светлана, – выдавливаю из себя вежливую улыбку.

– И вам хорошего вечера, Павел Валерьевич.

“Хороший вечер” – это, конечно, сильно вряд ли, но чем черт не шутит.

Вернувшись домой в пустую, темную квартиру, почувствовал, как снова накатило скверное чувство, сродни скребущему по душе одиночеству, которым я никогда особо не страдал. А проходя мимо смежной двери, прислушался, но с той стороны тишина. Даже Касю, и ту не слышно. Бросил взгляд на время, с трудом подавив в себе желание подняться к Рыбкиной и убедиться, что она дома. И заказав себе ужин с доставкой на дом, снова закрылся в кабинете.

Влада

Новый день на новом месте встречаю снова с требовательного лая Каси.

Делать нечего, хоть и голова  тяжелая, и глаза опухли после вчерашних слез, но приходится поднять себя с кровати, умыться, потеплее одеться и тащиться на улицу гулять. Пока мое неугомонное пушистое чудо не разбудила Ксюшу.

Утро сегодня на удивление теплое, и даже светит осеннее солнышко. Поэтому на прогулке мы с Касей задерживаемся дольше обычного.

Правда, уже к обеду погода портится и небо затягивает грозовыми тучами, готовыми вот-вот пролиться дождем.

Ксю, наскоро позавтракав, побежала на подработку. Оказывается, девушка помимо работы администратором в студии у Жоржа, еще  иногда выступает детским аниматором на праздниках. А я на сегодня отпросилась даже у Лесовского, не имея никакого желания делать что-либо. Фотографии всегда были моей отдушиной. Фотоаппарат никогда не позволял мне впадать в уныние. Но сегодня руки опускались от  слова совсем, а в ушах настойчиво крутились слова Паши:

– ... это не любовь, а глупая влюбленность… блажь маленькой избалованной девочки, которая привыкла получать все, что пожелает…

Дурак. Какой же, дядя Паша, ты дурак!

День, проведенный в апатии, скверно сказывается на моем позитивном настрое на светлое будущее, и, в конце концов, я, запасшись клубничными пирожными, с кружкой чая усаживаюсь на диван в гостиной, открывая схваченную вчера в последний момент папку.

Страшно подумать, что было бы, забудь я ее там! Паша и так меня считает глупой, капризной дурочкой, а тут, увидев свои фотки, что я во время соседства тайком щелкала, вообще бы подумал, что я больная на голову маньяч… Стоп.

Снимки.

Где мои снимки?!

Я, открыв папку, и чудом не обронив на себя кружку с горячим чаем, подскакиваю с дивана и лихорадочно верчу несчастную пластмасску в руках. Вверх, вниз, влево, вправо. Перелистываю пустые прозрачные файлики и суматошно пытаюсь сообразить: как так? Ничего не пойму! Ведь я совершенно точно перекладывала проявленные снимки Жарова в эту папку…

У-у-уй, нет. Дура!

Перекладывала, да. Но потом я же освобождала ее, когда уносила свое портфолио Жоржу. Прямо перед показом. Накануне. Схватила первую попавшуюся под руку, потому что опаздывала, а вернувшись, кинула ее, пустую, и благополучно забыла, что выложила заветные кадры в ящик стола. И, по всей видимости, там они  и лежат до сих пор.

– Кася, я у тебя такая бестолочь! – заявляю я в сердцах, топнув ногой.

Внутри тут же проснулась паника. А сердце зачастило. Стоит только представить, что Жаров уже нашел свои снимки, как меня тут же бросает попеременно то в жар, то в обжигающий холод. Панику сменяет настоящая истерика, и я, как заведенная, начинаю мерить шагами коридор Ксюшиной квартиры.

– Так, ладно, спокойно, – бубню себе под нос, делая глубокий вдох. А затем тут же выдох. Останавливаюсь и, сцепив руки в замок, пытаюсь трезво оценить ситуацию:

– Кадры у Паши дома. Так? – смотрю на усевшуюся в дверном проеме Касю, поджавшую уши. – Так, Касенька. Ключи я кинула вчера вечером в почтовый ящик. Так? Так. Прошел всего день, да еще и выходной. Обычно в выходной день почту не приносят, а значит, Паша в ящик, скорее всего, еще не заглядывал и мое отсутствие не заметил. Факт? Факт.

Собака выдала громкое, согласное со мной “гав”, и подсела поближе. Эта вертлявая попа точно чувствует, когда начинает пахнуть очередными приключениями. Я же была совершенно убеждена, что и после моего вчерашнего побега, и после того, как я уехала с вещами, Паша меня не искал. Обидно было от одной мысли, но этот драконище прямо дал понять, что я и кто я для него.

Но ладно, настрадалась уже за день. Отодвинем лирику на потом. Сейчас главное – вернуть себе обратно свои лучшие работы! А именно такими я и считала кадры с участием Жарова. Веяло от них каким-то особым теплом и уютом. Сколько раз не пересматривала, даже сама себе не могла объяснить, почему. Может, из-за чувств, что Жаров обозвал “блажью” и “глупой влюбленностью”, а может… не знаю, в общем. Но точно знаю, что у консьержки есть запасные ключи от всех почтовых ящиков в подъезде. Итог?

– Кася, собирайся, мы едем к дракону Паше!

Ой… ляпнула и только потом сообразила, что разговаривала с собакой и, в отличие от меня, Касе точно собираться не нужно. Да уж, Владислава, совсем у тебя с головой плохо.

Наскоро переодеваясь из домашней пижамы в джинсы с кофтой, напяливаю на ноги кеды и, уже вылетая из квартиры, сталкиваюсь в дверях с удивленной Ксю:

– Ты куда так летишь?

– К Жарову, – бросаю, ни на секунду не притормаживая.

– Что-о-о? Зачем? – кричит мне вслед подруга, тогда как я уже одной ногой залезла в машину такси.

– За снимками!

– Ничего не поняла… – развела руками Ксю, – Влада! – но мне уже было не до объяснений. Сердце колотилось как сумасшедшее и разве что только руки еще не тряслись. Так сильно у меня горело