Книга Ничья - Александра Лимова

качнул головой, прикрыл глаза и лениво возразил, — я чистил зубы, не ври. Будь добра, убавь громкость, меня вырубает.

Убавила. Перебирая пряди пальцами, но не касаясь кончиками его кожи. Чтобы не почувствовал, что они немного дрожат, когда сердце билось далеко за пределами нормы, дыхание усилием удержано ровным, как и лицо.

Его вырубило вскоре.

— Марк, — шепотом позвала я, медленно и осторожно оглаживая пальцем его скулу.

В ответ лишь ровное углубляющееся дыхание. И тихо, на выдохе, со стертым засыпанием раздражением произнес:

— Гейм овер, блять, а кому гейм, псина охуевшая…

Кто-то явно пересмотрел летсплеи, там и похуже иногда выражаются.

— Так, ну-ка приподнимаем голову, — негромко велела я, приподнимая его голову, чтобы в следующий миг засунуть вместо своего бедра подушку.

Мар приоткрыл глаза, взгляд расфокусирован. На подушку лег, но положил правую руку на мои бедра, приобнял.

Заснул. Я уже осторожно взяла татуированную кисть, чтобы приподнять руку и усесться удобнее, но он, не просыпаясь, обнял посильнее. Однако, замерла я не от этого. А от его слов сказанных то ли вновь в пьяном угаре, то ли в сонном полубреду слаборазличимым шепотом:

— Не уходи от меня, совенок…

Стопор в мыслях из-за такой интонации его голоса, из-за его тембра, из-за того, что там сквозило. Из-за такого обращения. Когда мне впервые захотелось сжаться под мужской рукой и прильнуть к его обладателю…

Одна фраза, пьяная, от спящего, а у меня полный хаос внутри.

Взяла себя в руки, встряхнув головой и сурово покивав рациональному выстрелу прошившему идиотские мысли — у нас все уговорено!.. и лишь затем до меня дошло, кто породил то, что у трезвого на уме, а у пьяного на языке.

Господи, Надя, что ты ему наговорила…

================================

*В тексте использован текст песни песни Tanir & Tyomcha — Аккуратно. Все права у правообладателя.

Глава 7

Ранним утром сидя в своей машине, я сладко сопела уткнувшись носом в одеялко в своих руках, и немного перепугалась, когда меня разбудил стук костяшек в боковое окно.

Растерянно глядя на улыбающегося и качающего головой Марина, открывающего мою дверь, вздохнула и попросила помочь затащить домой реквизит с очередной фотоссесичной, ради которой я встала в четыре утра, чтобы добраться до фантастически красивого на рассвете поля за строящимся ТЦ и с клиенткой, лежащей на брендовых постельных наборах из Ашана, покормить летающих кровосисей, в миру именуемых комарами.

Фотосет на рассвете для меня всегда был тяжел, а после того, как в моей жизни появился господин Гросу, с его высокой половой конституцией, выжимающий из меня все соки в постели, ранние подъемы стали даваться особенно трудно.

Приехав домой после очередной фотоссесичной и, взяв баул с одеялком, стащенным ночью с Марина (взамен даровала плед, ибо з-забота), я уже хотела покинуть свою отечественную карету, но уловив запах свежей травы и росы, коим пропиталась одеяло, с упоением уткнулась в него носом. И уснула.

— Ах, эта творческая профессия, — хмыкнул Марин, отходя от двери, когда я уныло выползала из машины.

— Рекви… — договорить не успела, потому что он взял меня на руки. И понес домой.

— Занесу я реквизит. Но сначала владелицу, — обозначил, немного приседая, чтобы брелком домофона размагнитить дверь.

Уложив меня на постель, деловито снял с меня кеды и накинул плед. Меня, которую вроде бы до этого момента очень тянуло спать, потянуло совсем к иным вещам, но Мар торопился на работу. Послав воздушный поцелуй ему, занесшим мою аппаратуру, и изобразившему, что поцелуй сразил его в сердце, он выбежал из квартиры.

Долго смотрела на дверь, медленно и глубоко вдыхая стремительно слабеющее сплетение ароматов кофе и его парфюма, витающих по квартире, а в голове пустота.

Мысли старательно не формировала, вдыхая ароматы, лежа на постели и чувствуя, будто его руки все еще касаются. Это утро определено будет запомнено. Из-за запаха. И ощущений.

***

Время шло стремительно, преступно быстро сокращалось и оба это помнили. Отношения были в стиле американских горок: мнимое спокойствие и стремительные виражи. Из Мара прорывалась нежность между петлями нашего безумия.

Хуже этого было только то, что такие порывы не были безответны.

Он реагировал на мое «Марк», как на «стоп» и тотчас ментально отходил на расстояние мой вытянутой руки. Умом я понимала, что так правильно, так нужно, но с каждым разом напоминать себе о реалиях было все тяжелее.

Он пытался поговорить, заходил издалека, но следовало мое «Марк» и его лицо становилось непроницаемым, а через секунду уже ирония, взаимные подколы. И секс, каждый раз как в последний.

Фактически каждый вечер стал проводится в его компании. Так было проще, обоим легче, ибо если наедине, то неизбежно разговоры брали вектор к слишком тонким вещам, слишком стремительно крепнувшему взаимопониманию и неизбежно мужскому отношению отнего, от которого возникают те самые бабочки, от которых так стремительно по-женски глупеешь и все тяжелее становится обозначать расстояние вытянутой руки, а ему все сложнее покорно отходить.

А в том окружении было легче: юмор на грани фола, бешеный драйв, иногда философские размышления, а через секунду дикие спонтанные выходки. Там было легко, весело, смешно и понятно.

В один из вечеров, который мы проводили с уже обожаемыми мною людьми в достаточно популярном ночном клубе, я, плюхнувшись за наш стол, где сидел Леха и Андрюха, с очередными своими подругами (каждый раз разными), оглянулась на стойку бара, где Мар, пообещавший притащить мне нормальный коктейль, что-то сосредоточенно втирал бармену.

В этот момент рядом со мной возникла Амина и с гордостью продемонстрировала свою обувь:

— Это кросы Богдана? — рассмеялась я, двигаясь по дивану, чтобы довольно покивавшая Амина села рядом. — Я же тебе говорила, что ты натрешь себе ноги этими туфлями!

— А не надо было постоянно меня тягать на танцпол некоторым байкерам, — фыркнула она, откинув прядь волос с лица и, скрестив ноги, с довольством оглядывая кроссовки, обладатель которых возник рядом, опустив туфли Амины у дивана, возмущенно рассматривая свои стопы в белых коротких носках, заявил:

— Тут кошмарно грязный пол. Нет, вы только посмотрите! — раздраженно оглядывая свои носки, возмутился Богдан, падая рядом с Аминой и, посмотрев на нее в своих кроссовках, осведомился, — ну, и как тебе, удобно?

— Я еле стояла, так ноги болели, спасибо большое, Богдаш, — бросив на него взгляд из-под ресниц, нежно улыбнулась Амина, потянувшись и поцеловав его в щеку,