Книга Обреченные на вымирание - Деткин Андрей

- Мэр, - спокойно без злобы проговорил Андрей, - с порога постарался меня опустить, потом купить, затем напугать и под конец сделать дурачком, который пришел торговать пирогами на товарно-сырьевую биржу. А, Михалыч? Каков гусь?

- Да уж, - подхватил я, неуверенный, что понимаю ход его мыслей. Возможно, я что-то упустил, витая на «орбитах Марии».

- Хитрющий, как лис. Вербует, не отходя от кассы. Так пряником перед носом замахал, чуть со стула не сдул.

Андрей мотнул головой, хмыкнул и замолчал. Кривая ухмылка запечатлелась на его губах.

- А с чего ты взял, - решился я нарушить пронизанное невысказанными мыслями молчание, - что те парни, что на нас напали в Энгельсе - его это… компаньоны. И где ты их в Воронеже видел? Что-то я не припоминаю.

- Щупал я его, Михалыч, на понт брал. Но он стреляный воробей. Хотя что-то у него с бандитами есть, любовь какая-то. Видел, как он занервничал, когда ему о «гелике» сказал? - Андрей замолчал, а спустя минуту спросил.

- Чего ты на его жонку пялился? - улыбнулся многозначительно и посмотрел на меня как-то нехорошо.

- Нет, что ты, - горячо возмутился я. И стало стыдно. Я поспешил увести разговор в сторону.

- Ты, правда, хочешь раздать оружие?

- Я что, на идиота похож? Это так, припугнул его. Представляешь, какая тут возникнет кутерьма, если и правда наши, так сказать, «ненужные» автоматики окажутся у банды уголовников. Они дадут жару, весь анклав переколбасят. Мэр боится этого. Боится беспорядков, трясется над своим огородом. Без анклава он ноль. Как думаешь, предложение лететь на НЗ заинтересовало его?

- Не знаю, он так равнодушно говорил об этом. Говорил, что здоров, силен… Не знаю, что за причина его держит? Может, и правда патриот?

- Никакой он не патриот. Власть любит, да и старый он. А может и вовсе больной, мы, что видели его медицинскую книжку? Ты, Михалыч, не будь дураком, не верь всему, что тебе говорят. Может он на стероидах или наркоте держится. Его не взяли. Он тоже хочет свалить отсюда, только вида не подает. Говорит, мне на фиг ваш корабль не нужен, а сам соображает, как бы им воспользоваться первее. Гжегош все ему разболтал. Врет уважаемый Альберт Яковлевич, что не верит. Не мог Тупиш не сказать про ту вырезку из газеты, - продолжал вслух рассуждать Андрей. - Да и вообще, это его дело: хочет - верит, хочет - не верит. Нам главное керосин достать. Он у него есть. Я не зря ему про народ напоминал. Люди его опора, без них он, как и любая власть, пшик. А раскачать эту опору в наших силах. Они смотрят на солнце каждый день и гадают, когда оно рванет. Да даже и не рванет, и не испепелит, кому охота оставаться на свалке, жрать консервы с кашами, а потом, может, придется и друг друга. Ладно, старики, а зеки? Пусть убийцы, воры, насильники, но они люди и тоже хотят клевой житухи, туда, где женщины, рестораны, где горячая, холодная вода, где яичница и шашлык, где жизнь бьет ключом. Нет, мэр запомнит наш разговор. Мы у него теперь - заноза в заднице. Согласен?

- Конечно. Только слушай, Андрюш, а не легче ему нас того, убить. У него, кажется, такие люди есть. Двоих я даже по именам знаю.

- Вряд ли. У него нет летных спецов, кроме нас. Хотя исключать такой поворот событий тоже нельзя. Мэр догадывается, что бомбардировщик где-то рядом. И в этом убедится, когда вернем Лашку. С другой стороны не вернуть не можем, иначе диалог сорвется. Возможно, попытается найти пилотов, но он не знает всего, что знаем мы и захочет получить эту информацию. Пытать нас пока не станет, будет присматриваться, щупать, проверять информацию. Так что, Михалыч, надо притухнуть. Время работает на него. Бог знает, как долго будет тянуть резину, кормить обещаниями и держать нас у ноги. Ума не приложу, что могло бы заставить его зашевелиться? Или попробовать договориться с другими анклавами? Но как мы заправим бомбера? А если мэр его найдет? Голова идет кругом. Уже жалею, что поперлись к нему. Хотя, что нам оставалось делать?

Андрей остановил машину у северного пропускного пункта перед железными воротами. Из будки вышел сгорбленный пожилой мужчина в синей бейсболке, в очках на носу и разваливающейся походкой подошел к машине. Второй полицейский с испуганным лицом наблюдал за происходящим из окна.

- Машину покажите, - сказал дедок и сощурился. Его лицо было покрыто почечными бляшками, под глазами залегли черные круги. Андрей заглушил мотор, вылез из внедорожника и со скучающей физиономией продемонстрировал пустой багажник, распахнул задние двери. Тот бегло осмотрел, махнул рукой второму. Старик на КПП наклонился и принялся что-то крутить, его спина ритмично поднималась и опускалась. Ворота медленно, словно сами были такими же старыми, как и их стражи, с тонким скрипом сдвинулись, открывая нам путь на железнодорожную станцию.

- Куда мы сейчас? - спросил я Андрея.

- Вернемся на аэродром окружным путем.

Некоторое время мы ехали молча. Андрей о чем-то напряженно думал, затем спросил.

- Михалыч, тебе не показались странными тот старик со старухой на крыльце, когда мы вышли из школы?

- Нет, не показались. Сумасшедший дед нес какую-то ахинею про сатану. Подобное от многих в последнее время слышал. Вид только у них такой, словно прошагали много километров. Пыльные они.

- И я про то же. Старик не сбрендил. Взгляд у него не такой. Он просто устал и напуган и сильно напуган, до самых чертей напуган.

Андрей резко нажал на тормоз. Внедорожник остановился, под колесами заскрежетала щебенка. Поднятые клубы пыли обтекли машину и неспешно поплыли вдоль дороги к водокачке. Я едва успел выставить руки, чтобы не удариться о панель.

- Надо с ними поговорить, - Андрей крутанул рулем, одновременно утапливая педаль акселератора. Мы помчались обратно. Старик, который выпускал нас три минут назад с непоколебимым видом, словно видел впервые, подошел к водительской двери и попросил открыть багажник. Андрей, было, хотел возразить, поджал губы, глаза хищно блеснули, но глядя в выгоревшие равнодушные глаза, передумал. Выпрыгнул из машины, показал все, что требовалось, после чего нам открылся путь в анклав.

Меньше чем за минуту мы промчались по Союзной до поворота к мэрии. Свернули на примыкающую улицу, за «Телеком центром» в тени разлапистой черемухи