Книга Фармацевт — 2 - Александр Юрьевич Санфиров

воды и, облегченно вздохнув, опустила голову на подушку.

— Лидушка, ты как себя чувствуешь? Болит ли чего? — муж забросал жену вопросами.

А та на глазах приходила в себя. Щеки порозовели, дыхание выровнялось, и она с любопытством начала нас разглядывать.

Узнав Светлова, приветливо улыбнулась.

-Григорий Иванович, здравствуйте, извините, что не встретила, видите, как не повезло, гадюка укусила. Она опустила взгляд на укушенную руку и её глаза изумленно расширились.

Отек и синюшность практически полностью исчезли и только две точки от змеиных зубов, напоминали об укусе.

Антоныч, только сейчас заметивший эти изменения, цветисто выругался и полез ко мне обниматься.

Видимо нервное напряжение его отпустило, и он мгновенно опьянел. Точнее сказать, он уже лыка не вязал.

Допив остаток водки в бутылке, он лег на топчан и мгновенно захрапел.

Светлов беспомощно развел руками.

— Витя, похоже, мы сегодня на рыбалку не попадаем. Придется нам тобой остаться здесь до завтра.

— Вот и хорошо, — вступила в разговор Лидия Семеновна, — оставайтесь, хоть расскажете, что в мире делается. Мы тут с Антоном сидим, как два бирюка. Дизель сломался, электричества нет. Лешка, паразит, спидолу увез в Спасскую Губу.

Я улыбнулся.

— Скоро охотничий сезон начнется, устанете еще от гостей.

Почти пришедшая в себя женщина тоже улыбнулась в ответ.

— Нет, уж, я здесь на это время не остаюсь, пусть Антоныч сам со своими алкашами возится. Разве что в сентябре приеду на бруснику.

— Ну, все, хватит разлеживаться, гости в доме, а я отдыхаю, — с этими словами хозяйка встала с кровати, отстранила Светлова, бросившегося ей на помощь и, направилась в сторону кухни.

Увидев, пустую бутылку на столе, укоризненно покачала головой, но ничего сказала.

Затем обратила внимание на меня.

— Молодой человек, а вас я не знаю.

-Лида, — поспешил с объяснениями Светлов, — это мой хороший знакомый, Виктор Гребнев, фармацевт из Ленинграда. Кстати, это благодаря его умениям, ты так быстро оклемалась.

Женщина задумалась, бросила взгляд на ходики, висевшие на стене.

-Действительно, полдня прошло, а я даже не заметила. Помню, только с улицы прибежала и крикнула Антону, что меня змея в руку укусила, он еще посмеялся, мол, теперь спина болеть не будет, а потом все, как в тумане.

А вы Виктор, чем меня лечили?

— Ну, нашел у вас в коробке кое-какие лекарства. Сделал укол, вам и полегчало.

— Не буду ничего конкретно объяснять, — подумал я. — Муж проснется, все в подробностях расскажет.

— Да, не стоило вам, беспокоиться, все бы и так прошло, — легкомысленно сообщила хозяйка. –Головные боли и те сейчас не беспокоят. И рука совсем не болит.

При этих словах Светлов пристально посмотрел на меня и подмигнул.

Явно намекая на то, чтобы я не трепал языком лишнего.

А я и не собирался. Считает женщина, что поправилась бы без моего вмешательства и хорошо.

Скорее всего, завтра и мужу не поверит, когда тот с похмелья начнет рассказывать небылицы об уколе змеиным ядом.

Постелив нам в гостевой комнате на мансарде, она оставила нас вдвоем.

Вечер прошел спокойно. Белые ночи давно закончились, поэтому ужинали мы при свете керосиновой лампы. Лампочка Ильича висевшая в черном патроне на витом шнуре, без дизель –генератора светить отказалась. Сам хозяин продолжат сладко спать на топчане, заботливая жена накрыла его овчинным тулупом, чтобы не замерз.

Лидия Матвеевна чувствовала себя прекрасно, забыв об утреннем укусе, и была вполне довольна жизнью, рассчитывая завтра доехать с нами до Пялозера.

Постелив нам в гостевой комнате на мансарде, она оставила нас вдвоем.

Только сейчас Григорий Иванович начал задавать вопросы, терзающие его весь день.

— Витька, я понимаю, что в институте вас много чему учили. Но в жизни не поверю, что вам рассказывали при укусе змеи лечить человека её же ядом.

Как у тебя только хватило храбрости сделать этот укол? А если бы Матвеевна коньки отбросила?

Я вздохнул.

-Григорий Иванович, было бы здорово, если ты никому бы не рассказывал об этом случае. Понимаешь?

— Да понимаю, чего уж там не понять? — ворчливо ответил. — Я еще семь лет назад понял, что ты парень не простой. Голова у тебя варит, будь здоров. Слухи в училище о тебе разные ходили. Признаюсь, не верил им ни на грош. А сейчас, что-то начал сомневаться.

Разговор у нас не затянулся. Григорий Иванович, сразу заметил мое нежелание говорить на эту тему и поэтому быстро закончил с расспросами. Но на заметку себе явно взял. Не удивлюсь, если через какое-то время он обратится ко мне за помощью, или для себя, или для хороших знакомых.

Ночь прошла спокойно.

Никто нас не тревожил и не будил. А утром по всему дому поплыл аромат жареных оладий.

Так, что когда мы встали, на кухонном столе нас ожидал кипящий самовар и тарелки с оладьями.

Антоныч сидел за столом с унылой физиономией и что-то клевал в тарелке, похожее на овсянку. Наверно, наказание жены за вчерашнюю алкоголизацию.

Мы со Светловым, молча ему, посочувствовали, но от нашего сочувствия толку было мало. Все равно рюмку ему никто не налил.

Все же после двух чашек крепчайшего чая Антону Антоновичу стало легче, и он разговорился.

И чего только он мне не обещал затрофеить, от медведей до лосей. И очень расстроился, узнав, что на эту охоту мне уже не попасть.

После завтрака мы начали собираться ехать дальше. Лилия Матвеевна собралась раньше нас и ждала у машины с небольшим узелком.

— Лида, ты, это, когда ко мне соберешься? — спросил Асташев, целуя её на прощание.

— Когда свою колымагу починишь, и электричество на твоем кордоне появится, тогда и решу что делать, — бойко ответила та.

Вот кто бы сказал, что сутки назад женщина лежала без сознания, практически в коме.

Видимо, такие же мысли блуждали в голове у Светлова, судя по взглядам, которые он кидал то на меня, то на мою пациентку.

Час езды по лесной дороге и пятнадцать минут по шоссе, и мы попали в деревню Пялозеро.

Надо сказать, я её не узнал. Сейчас это был практически многолюдный поселок на высоком озерном берегу, поля с картофелем и ячменем вокруг. И главная улица в лежащих стадах овец и коз, из-за которых пришлось резко снизить скорость, так, как те даже и не думали уступать дорогу.

Какой контраст с будущим, из которого я появился,