Книга Солнцеравная - Анита Амирезвани

Сошвырнув с ног мокрую обувь перед дверями Султанам, Пери вошла. Я аккуратно составил ее черные, тисненные золотом туфли и оставил рядом свои.

Султанам сидела на подушке, облаченная в черные траурные одежды. Глаза ее покраснели, великолепные седые кудри беспорядочно разбросаны по плечам. Пери поздоровалась с Султанам со всем уважением, полагающимся «первой жене моего почитаемого отца». После ответного приветствия Султанам Пери опустилась на подушку рядом с нею и начала говорить очень тихо и серьезно.

— Знай, что я смирю себя как угодно, лишь бы заручиться твоей помощью, — сказала она. — Пятеро царевичей мертвы, среди них мой брат, второй под домашним арестом, судьба остальных неизвестна. Твой сын решил уничтожить всю династию?

Глаза Султанам наполнили слезы, а рот искривился — она признавала поражение.

— Хотела бы я знать, что у него на душе, — ответила она. — Этим утром, когда услышала про царевичей, я пошла к нему. Я бросилась перед ним на колени, рвала волосы и умоляла пощадить моего сына Мохаммада Ходабанде и пятерых его детей. Исмаил ответил, что мятеж повсюду и что я должна дать ему возможность вырывать злодеев с корнями.

Две женщины обменялись взглядами.

— Я глубоко сочувствую твоей утрате, — добавила Султанам.

— А я твоей. Все ли наследники под угрозой?

— Не все, — ответила Султанам. — После того как я поклялась, что умру от горя, Исмаил обещал пощадить Мохаммада и его детей, пока они вне Казвина. Тогда я послала гонца к Мохаммаду и его старшему сыну Султану Хассанмирзе, предупреждая, что любого незнакомца они должны воспринимать как возможного убийцу.

— Но Мохаммад непригоден для трона, — возразила Пери. — С чего Исмаилу преследовать человека, уже ослепшего?

Султанам вздохнула.

— Ты и не представляешь, как меняются дети, — ответила она. — Они начинают жизнь, присоединенные к твоему телу, а вырастают в совершенных чужаков.

Никто ничего не сказал. А что было говорить, если даже мать шаха не могла найти объяснение его поведению?

— Досточтимая госпожа, — сказал я, — могу я спросить, рискуют ли сестры шаха также пасть жертвами его гнева?

Султанам взглянула на Пери.

— Я не думаю, что он способен повредить женщинам, — сказала она. — Прежде всего потому, что даже самая мудрая из них не может занять его трон.

— Не будем говорить об этом, — прервала Пери, как всегда безразличная к своей собственной безопасности. — Что с другими царевичами?

— Не знаю, — беспомощно отвечала Султанам.

— Но Ибрагим под домашним арестом. Он цвет нашей династии, вы же знаете. Со всем смирением спрашиваю вас: можете ли вы упросить своего сына спасти его?

— Нет.

— Почему «нет»?

— Я уже вырвала уступку у своего сына. Остальное в руках Господа.

Казалось, Пери думает, что Султанам не понимает ее слов.

— Вы видите, что остальным моим братьям и сестрам угрожает смерть?

— Я буду молиться за их безопасность.

— Этого мало.

Султанам оставалась неподвижной и бесстрастной.

— Я сделала все, что могла.

Пери выглядела так, словно в мозгу у нее лопнул сосуд и выбросил всю кровь ей в лицо.

— Мне понадобится более серьезная помощь. Вы царица всех женщин, несущая ответ за здоровье всей династии.

— Длань этого шаха сильнее материнской.

— Мать-царица должна сделать больше, чем только защищать свои интересы, — настаивала Пери. — Подумайте, что сказал бы мой отец, если б узнал, что вы обрекли других его детей могиле!

Султанам была уязвлена:

— Прекрасные слова от женщины, которая отстаивает лишь себя!

— Забудем пока обо мне. Встаньте и исполните свой долг!

— Похоже, ты считаешь, что женщина может все, но это не так. Не забывай: и ты женщина. Невзирая на все твои уловки, женщине трона не получить.

— Кому какое дело, болтается ли что у меня между ногами? — возвысила голос Пери, яростно напрягшись. Она резко встала, прошла к дверям и схватила свои черные туфли. — По крайней мере, я была бы лучшим шахом, чем убийца.

— Но ты не царевич и не его мать — какая от тебя польза? Лучше бы выбрала более подходящую роль, чем та, которой ты никогда не получишь.

Пери споткнулась, будто ее ударили.

Повернувшись, она швырнула туфлю в Султанам так молниеносно, что та не успела даже прикрыться. У меня перехватило дыхание, когда черная кожаная туфля скользнула по волосам Султанам, ударилась в стену и оставила на ней мокрое пятно.

Пери уже исчезла в коридоре, оставив меня ярости Султанам.

— Тысяча извинений за мою госпожу, — торопливо сказал я. — Тяжесть горя помутила ее рассудок. Пожалуйста, простите ее.

Скулы Султанам багровели от гнева.

— Она никогда не научится владеть собой. Ей придется расстаться с головой, если она будет продолжать это.

— Умоляю о прощении, — мертвея, выговорил я. — Могу я устранить оскорбительную обувь с ваших глаз?

Султанам сделала отвращающий жест. Я подобрал туфлю и спросил, могу ли последовать за царевной. Получив разрешение, я метнулся из покоев Султанам. Пери обула лишь правую ногу и так шагала домой через мокрые сады. Земля кое-где уже замерзла, обнаженная нога посинела, но Пери, казалось, не замечала холода. Я протянул ей туфлю, и она надела ее, будто ничего не случилось.

— Что она сказала?

— Что у вас дурные манеры.

— Лучше быть невежей, чем трусом.

Пери была права. Обязанностью Султанам было защитить всех детей и внуков своего мужа, даже тех, что не были плодом ее чресел.

— Мы должны известить вождей кызылбашей, если кто-то из них в городе, и спросить, вступятся ли они за Ибрагима, — сказала Пери. — Надо также разослать самых быстрых гонцов к тем царевичам, что еще живы, и к их охране, рассказать им, что случилось, и призвать их скрыться. Спасем, кого сможем.

Дома она принялась действовать.

— Азар-хатун! — свирепо крикнула она, и главная прислужница вбежала в комнату. Ее проворный шаг был среди тех качеств, которые Пери любила в слугах. — Бумаги, свежих чернил, два калама, вторую доску для письма и горячий кофе, именно в таком порядке, — сказала она. — Бегом!

Азар-хатун с готовностью исчезла, и до нас донеслись ее тихие, но твердые приказания другим слугам.

— Повелительница, мы должны быть осторожными в письмах на случай, если они попадут во враждебные руки. Попробуем написать о царевичах так, словно наша цель — сообщить, что те, кто лишился шахской милости, неминуемо плохо кончат. Так мы не будем выглядеть противостоящими его воле, если письма перехватят.

— Очень разумно, — согласилась она. — Мы будем писать вместе, а потом я подпишу все послания. Мы должны суметь известить столько членов моей семьи, сколько сможем.

Азар внесла серебряный поднос с кофе, и мы выпили его, чтоб укрепить свою стойкость. Я установил доску на бедрах, разгладил лист бумаги и погрузил тростниковое