Книга Мойте руки перед бедой - Андрей Бронников

Пребывание в Горках оказало весьма благотворное влияние на Владимира Ильича. Он прибыл туда в тёплый весенний день 15 мая. После мартовского рецидива Ульянов чувствовал себя значительно лучше. Всю дорогу с интересом смотрел по сторонам, улыбался.

Автомобиль остановился, немного не доезжая до помпезной колоннады центрального входа. Медик-студент Рукавишников и водитель Гензель бережно пересадили Ульянова из машины в инвалидное кресло-каталку. Владимир Ильич благодарно поглаживал то одного, то другого помощника по плечу.

Вся прислуга высыпала встречать Ленина и теперь стайкой стояла у входа. Как только Рукавишников тронул с места каталку, все приветственно замахали руками. Вперёд выбежала сестра Ульянова – Мария Ильинична. Владимир Ильич, увидев её, радостно захохотал и начал энергично стучать левой ладонью о подлокотник – парализованная правая лежала недвижимо на колене – затем закричал: «Вот-вот!! Гыг-гыг. Ма-му! Конференция, гмы, м-а-а, революция!» Это был весь его словарный запас после третьего удара.

С момента выделения усадьбы Горки председателю Совнаркома, Ленин жил в бывшей будуарной комнате вдовы Саввы Морозова. Даже мебель осталась прежней, за исключением кровати. Теперь там стояла узкая односпальная койка, а розовые цветочки на шторах и обивке кресел Ульянова не смущали. Он их не замечал, как не замечал и изысканный трельяжный столик, и прочие дамские мелочи в интерьере комнаты. В связи с болезнью вождя менять там ничего не стали, только возле кровати разместили переносную ширму.

Между тем делегация, возглавляемая начальником охраны товарищем Пакалном, внесла Владимира Ильича, сидящего в инвалидном кресле, на руках на второй этаж. Председатель Совнаркома в это время радостно хохотал и подбадривал носильщиков возгласами: «Вот-вот! Гыг-гуг! Конференция!»

Впоследствии, когда ему стало лучше, на лестнице по просьбе Ленина были сделаны вторые, чуть ниже обычных, перила, и он мог самостоятельно, правда, под присмотром Крупской, спускаться на улицу.

Поднявшись на второй этаж, помощники бережно пересадили Владимира Ильича в новейшую выписанную из-за рубежа инвалидную коляску на электрическом ходу, и дружно покатили. К сожалению, коляска оказалась сделанной под правую руку, которая у Ленина была парализована и сам он с нею управляться не мог.

По пути встретилась мраморная фигура бога Гименея с приоткрытым ртом, и санитар Попов сунул туда потухшую папироску. «Вот-вот! Вот-вот!» – засмеялся Владимир Ильич. Шутка удалась.

Угомонились едва-едва к вечеру. После ужина стали укладывать Ульянова спать. По-видимому, от переизбытка впечатлений он изрядно утомился, но был в приподнятом расположении духа. Только успокоительные капли умерили эмоции. Последним уходил Попов. Он поправил красное одеяло и тихо произнес: «Спокойной ночи, Владимир Ильич». Тот повернул голову и ласково ответил: «Вот-вот». Санитар потушил лампу и вышел. Ночная тишина опустилась на большой, похожий на музей помещичьего быта, дом.

Попов вышел в смежную комнату, где был оборудован медицинский пост. Сел за стол, сдвинул в сторону недавно установленный телефонный аппарат, положил рядом взведённый револьвер и принялся мастерить из газеты самодельный абажур для лампы. Установил его на место, и теперь свет падал только на раскрытую книгу.

Повсюду было темно и тихо-тихо. После полуночи раздались шаркающие шаги в коридоре. Это пришла Надежда Константиновна. Её комната также была неподалёку.

– Ну как? – почти беззвучно спросила она.

– Всё хорошо. Уснул, – ответил санитар.

Крупская не стала заглядывать в комнату мужа. Посидела несколько минут в кресле и неслышно удалилась. Бывало, что она приходила глубокой ночью и заставала дежурного медика спящим. В таком случае Надежда Константиновна садилась в кресло и дежурила до тех пор, пока санитар не просыпался.

Через несколько дней состояние Ульянова ухудшилось. Случилась рвота, вновь началось онемение правой руки и ноги. Появились головные боли. Доктора поставили диагноз "Гастроэнтерит, который на почве переутомления и нервного состояния больного вызвал временное, преходящее расстройство мозгового кровообращения".

Со следующего дня началась борьба за выздоровление, и была она небезуспешной. Медицинские процедуры, физические занятия, массаж, занятия по восстановлению речи оказали благотворное действие на состояние больного, и уже через три месяца Ульянов с Надеждой Константиновной совершали прогулки, затем вместе с начальником охраны Пакалном Владимир Ильич начал ходить за грибами. В августе он научился недурно чистить себе зубы, стараясь притом свести эту процедуру до минимума.

В трудных буднях выздоровления прошло лето, и началась осень. В середине октября Ленин настоял на посещении своего кабинета в Кремле. Поездка произвела на него удручающее впечатление. Там всё оставалось в полном порядке и на своих местах, но в бумагах и личных вещах кто-то бесцеремонно порылся. Ульянов понял, что он давно уже не хозяин в стране. Тогда же он убедился, что его партия большевиков стала такой, какой он хотел её увидеть – управляемой, без оппозиции и лишних дебатов на пленумах и совещаниях. Только вот она – партия – принадлежала уже не ему, а тому, кому Ленин поручил её реформировать – Иосифу Сталину. Причиной тому, несомненно, была тяжелая болезнь Владимира Ильича.

Однако при явном улучшении писать Ульянов по-прежнему не мог, поэтому Надежда Константиновна учила его делать это левой рукой. И здесь наметился прогресс: паралич постепенно отступал, сил прибавлялось, а шестнадцатого июля Ленин впервые встал самостоятельно с кровати и сразу «пустился в пляс», чтобы продемонстрировать своё состояние окружающим.

Несколько раз Владимир Ильича возили на охоту, где он с удовольствием наблюдал за происходящим, сам участвовать, увы, не мог. Однажды даже видели лису, в другой раз подстрелили зайчишку.

Тем временем советское государство, созданное ныне полубезумным председателем Совнаркома, постепенно укреплялось и здравствовало, чего нельзя было сказать о её основателе. Впрочем, то, что совершалось им в уме и твердой памяти в целях укрепления государственности и собственной власти, можно было охарактеризовать тем же самым словом – безумие.

Однако безумием это являлось только для людей, населявших государственное образование, но никак не для власть предержащих.

Через несколько лет другой правитель вынужденно сделает эту страну кошмаром и для высших чинов, но пока гнетущая атмосфера пронизывала только бывшее владение вдовы миллионщика и фабриканта Саввы Морозова.

Наступила зима, и состояние Ленина начало вновь ухудшаться, но в этот раз достаточно постепенно; в январе даже пришлось отменить охоту на волков, для которой уже были приготовлены две палые лошади.

Двадцатого января Надежда Константиновна проснулась, как обычно рано, а сегодня ещё раньше обычного, но вставать не спешила. Состояние Владимира Ильича стало лучше. Накануне они ездили на прогулку в лес на лошадях.

Физически Ульянов выглядел достаточно крепко, но появилось неясное недомогание, и он, как будто бы, стал хуже видеть. Об этом больной сообщил дежурившему медику Попову рано утром. Тот передал жалобу сменщику Рукавишникову и Крупской. Немедленно был вызван из Москвы профессор – окулист Авербах.