Книга Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая - Ципора Кохави-Рейни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня много работы: закончить статью об Агноне, материалы о новейшей еврейской истории для занятий со студентами.
Я очень по тебе скучаю, моя девочка. Береги здоровье.
Хочу тебя видеть.
Твой в любви и тоске, Израиль
Суббота наполнена музыкой. Бетховен звучит по радио, заполняя звуками пространство, сливается с природой, горой за окном. И с вершины ее несется эхо любви: “Ты прекрасна, как этот простор”. Земля качается под ее ногами, и на вершине горы, и в долине.
Кибуц на склоне горы Гильбоа окружен пальмовыми рощами. Щебетание птиц, кваканье лягушек, шорох ветвей, шелест цветов под мягкими порывами ветра навевают покой.
Израилю моему привет и любовь.
Два твоих письма пришли в один день. Это была пятница. Не люблю ее, и особенно тяжко мне в этот день оставаться в одиночестве. Вот и лежала я в постели и перечитывала твои письма. Сегодня суббота. По радио передают Бетховена. Какую симфонию именно, не знаю. Я вижу перед собой комнату, маленький столик, кресло, в котором сидит некто – любимый. Любимый! Симфония прекрасна. Жаль, что не знаю ее названия. Быть может, и ты в этот момент слушаешь ее, и знаешь, к чему я клоню. Она начинается сильными аккордами, мощными раскатами, и внезапно – великая печаль, опускаются беспомощно руки. Звуки слабеют, словно их что-то душит, и они едва слышны издалека. Звук милосердный, мягкий, скользящий, снова начинает набирать силу. Но печаль в нем не исчезает. В этом сила Бетховена. Великий мастер! Жизнь сама говорит тебе в этих звуках. Отчаяние и печаль, прилив и отлив и, поверх всего, всегда – надежда. Ты удивительно верно определил в письмах меня и моменты, когда я впадаю в кризис. И это, несмотря на то, что столько хорошего произошло со мной в последний год. Ведь это была революция во всех областях моей жизни. И я знаю, что, пока ты рядом, ничего плохого со мной не может случиться. Так плохо, как мне было, уже никогда не повторится. И все же, изматывает эта ежедневная напряженная борьба с романом, с изображаемыми героями и предметами, все время обнаруживает мою беспомощность, высасывает из меня всеми мои душевные и физические силы. Душа получает увечья. Не было бы тебя рядом, я бы это не выдержала. Ты охраняешь меня от падения каждый раз и не даешь потерпеть крах в середине пути. Но именно эта моя беспомощность и приводит меня в отчаяние. Но хватит мне жаловаться и рыдать в жилетку. В конце недели возьму отпуск.
Надеюсь, что и ты найдешь какой-нибудь санаторий, и мы встретимся обновленными телом и душой. Как ты себя чувствуешь? Дни стали более прохладными. Напиши мне, где ты сейчас. Я очень по тебе скучаю, и представляю себе во всех деталях нашу будущую встречу.
С великой любовью,
твоя Наоми
“Без тебя нет мне жизни”, – сказала она ему.
“В моей жизни произошел переворот. Я оставил все мои прежние привязанности. Отныне я верен одной единственной женщине”.
“Поженимся”, – сказала она.
“Ты молодая женщина, красивая и талантливая. Ты должна выбрать мужа молодого, а не больного и старого как я. Хотя мы действительно подходим друг к другу, словно я надел свою шляпу на твою голову,” – отверг он ее предложение. Лицо ее опечалилось. Он же продолжил: “Я хочу, чтобы ты была рядом со мной как свободная птица, которая может в любой момент полететь своей дорогой”. Она обиделась. Он оскорбляет святость любви самим предположением, что она может найти кого-либо вместо него. Она демонстративно перестает читать его письма.
18.11.53
Гиват Хавива
Девочка моя.
Неделями жду от тебя писем, а их нет. Вечера холодные, ветер бесчинствует, дождь барабанит по крыше и сотрясает мой утлый домик. И отчаянное одиночество нападает вместе с тьмой ночи, охватившей горы Гильбоа. Неожиданно молния ударила в столб электропередачи, свет в доме погас, и только керосиновая лампа освещает страницу письма, которое я пишу тебе. Не хочется мне в этот вечер бытьпечальным. Хочется праздновать вместе с тобой твой день рождения. Это произойдет через два дня, и мне бы так хотелось тайком раскрыть твою дверь и наполнить все твои вазы цветами. Кстати, свет с трудом просачивается у тебя сквозь тяжелые синие портьеры. Ты дремлешь, и дыхание твое едва слышно, черные твои волосы разметаны по подушке. Откроешь внезапно глаза, а вокруг столько цветов – это мое благословение к твоему дню рождения. Да будут все дни твоей жизни полны страданиями души и радостью их преодоления на крутых склонах, легкостью дыхания на вершинах, трудностью творчества в муках созревания и завершения произведения. И пусть сердце твое всегда будет полно любви. Себе же я пожелаю одного: быть всегда рядом с тобой во всех твоих творческих исканиях, и получать от тебя письма хотя бы раз в две недели, ибо и мне что-то причитается в твой день рождения. Все это я беззвучно скажу тебе, когда ты будешь спать праведным сном. И ты проснешься и откроешь очередной год своей жизни улыбкой, умоешь лицо и раздвинешь портьеры навстречу солнцу. И сосновая роща вокруг твоей башни овеет тебя острым запахом хвойной свежести после дождя, и тогда… Что будет тогда? Что будет, Наоми, помоги мне, ибо поэтическая сила в этот миг оставила меня, я сбит с толку и нуждаюсь в помощи твоего воображения, Не знаю, как продолжать мое письмо к тебе. Единственный выход из ситуации – встретиться на следующей неделе, например, в Тель-Авиве. На следующей неделе я завершаю курс лекций и обретаю свободу, как птица. Видишь, Наоми, как трудно быть писателем, и как нелегко такому человеку, как я, соревноваться с писателями. Но письма я еще могу писать и не совсем лишен таланта в этом деле. Или ты думаешь, что мне вполне достаточно того, что ты внезапно падаешь на меня с неба на два часа или пять минут разговариваешь со мной по телефону? Ты просто дикая девочка, безалаберная и жестокая. Запрещено говорить такие вещи в поздравительном письме ко дню рождения, но слова сорвались с языка, и если я продолжу письмо, кто знает, до чего еще договорюсь? Лучше тут письмо завершить, долго жать твою маленькую ручку, пожелать тебе покойной ночи, а себе – скорой встречи с тобой.
Твой
Израиль.
