Книга Пятая голова Цербера - Джин Вулф

22 марта. Я повстречался с парой попрошаек, отцом и сыном, без нескольких минут десять и на этот раз захватил с собой магнитофон, которым в предыдущий свой визит пренебрег. (Тем не менее запись вчерашней беседы настолько близка к действительности, насколько я вообще мог ее восстановить по памяти, поскольку записывал почти немедленно после самой встречи. Ничего большего, впрочем, я обещать не могу.) На тот случай, если в болотах водятся съедобные водоплавающие животные, я купил в местной оружейной лавке и тоже взял с собой дробовик. В нем двадцать зарядов, и он кажется немного маленьким, но ничего более достойного там не сыскалось, кроме нескольких однозарядных ружей плохого качества, предназначенных для продажи фермерам. Мой хозяин посоветовал мне взять с собой ружье и торжественно поклялся приготовить все, что я добуду с его помощью, в обмен на половину мяса за услуги повара.

(Мне посчастливилось его поощрить: я подстрелил трех крупных тростниковых куриц, о чьем мясе попрошайка был весьма высокого мнения. Птицы эти немного меньше гусей, окрас у них приятный глазу, зеленый, как у обычного или длиннохвостого попугая-болтуна, и попрошайка заявляет, что это излюбленный компонент аннезийского рациона, – после этого обеда я склонен ему верить, хотя, как и раньше, придерживаюсь мнения, что об аннезийской кухне он знает не больше моего.)

Когда я прибыл на указанное мне место, от хибаролодки не осталось и следа. Там, где она стояла, красовался девственно пустынный участок грязной почвы. Мальчишка слонялся вокруг близстоявшего здания. Он был бос и без верхней одежды. Завидев меня, он сообщил, что отец сейчас занят «нашей лодкой». В два счета облегчив меня от корзины с обедом, которую я нес (обед тоже был приготовлен моим хозяином), он выразил также всемерное намерение понести магнитофон и дробовик, коли я доверю их его заботам.

Он проводил меня на некоторое расстояние вдоль порта, к маленькому плавучему волнолому (он называл его платформой), где я увидел его отца – в синей рубахе со старым красным галстуком. Тот ждал, сидя в лодке, служившей его хибаре крышей днем ранее. Старик с места в карьер потребовал заранее оговоренную плату, но после краткого препирательства согласился на половину суммы. Оставшиеся деньги я ему пообещал выплатить по окончании поездки. После этого я (осмелюсь признаться, с немалыми предосторожностями) забрался в лодку, мальчишка прыгнул за мной следом, и мы отчалили. Отец и сын гребли каждый своим веслом.

Минут пять или около того мы лавировали между стоявшими на приколе в гавани судами, следуя почти неощутимому здесь течению реки. Затем, взглянув в открывшийся меж корпусов двух больших четырехмачтовых кораблей просвет, я увидел так же четко, будто глядел сквозь расщелину в скале на бескрайнюю зеленую долину, просторные илистые луга и топи Сент-Анн, бывшие до высадки первых земных звездолетов истинным раем для аннезийцев – если верить словам старого нищего. Отец и сын налегли на весла. Матрос с одного из больших кораблей послал в нашу сторону несколько шутливых проклятий, мы проскользнули между судами и вырвались в широкие воды Темпуса, взбудораженные недавним высоким приливом.

– Пять километров до Моря-Океана, – объяснил попрошайка, – и, если доктор согласен…

Он прервался, заметив что-то за моей спиной. Я покрутился на сиденье, пытаясь увидеть с носа лодки, что привлекло внимание нищего, но сперва ничего не засек.

– Это сразу за прогулочной палубой корабля по левую руку от вас, – тихо подсказал мальчишка, и тогда я тоже увидел его – серебристый объект в небе, казавшийся сперва не крупнее листка опали. Спустя три минуты он пролетел уже у нас над головами – акулообразный военный корабль длиной чуть ли не в полторы мили. На самом деле он был не серебристым, а цвета стали на лезвии ножа, и я заметил по его краям ряды тонких точек, предположительно наблюдательных постов или световодов лазерных пушек, а может быть, и того и другого.

– Не машите им, – предупредил нищий, потом зашептался с мальчишкой о чем-то, я уловил только пару слов в начале и конце: «Faîtes attention… français!»[79] Я догадался, что примерный смысл высказывания таков: «помни, что ты француз». Мальчишка ответил что-то, я не услышал, что именно, и решительно покачал головой.

Сначала мы посетили океанское побережье. Океан, по словам попрошайки, сам по себе являлся у аннезийцев объектом поклонения, священной фигурой аннезийской религии, и мы добирались до него по одной из змеившихся проток дельты Темпуса. Наша маленькая лодка держалась на воде лучше, чем я мог ожидать при таком волнении, и примерно в миле к северу от самой северной протоки мы причалили к песчаному пляжу.

– Вот это место, – сказал нищий.

Он указал мне небольшой камень, на котором имелась французская надпись, удостоверявшая, что именно здесь человек впервые ступил на землю Сент-Анн, – звездолет приводнился в двадцати пяти километрах дальше в море, а потом колонисты сели в лодки и высадились там, где стояли сейчас мы. На этой узкой полоске пляжа я впервые в полной мере почувствовал себя в чужом мире. Песок повсюду был усеян морскими раковинами, но было в них что-то непостижимо чуждое; мне на миг показалось: даже найди я одну из них на пляже Земли, я бы ни на секунду не усомнился, что земные океаны никогда не омывали ее.

– Здесь они вышли на сушу – первые французы, – сказал попрошайка. – Вы говорите, доктор, что многие не верят в существование аборигенов, в то, что они вообще когда-то жили, но я уверяю вас, что, когда лодки причалили к берегу, они нашли там человека…

– Из племени жителей лугов и болот, – уточнил его сын.

– Они нашли его плавающим лицом вниз в Море-Океане. Его запороли почти насмерть связками тонких тростин – таков был их обычай, они иногда приносили в жертву людей. Они нашли его – и мой великий предок, иногда именуемый Восточным Ветром, вышел им навстречу и заключил с ними мир. Вы этого не знаете, потому что бортовые журналы самого первого корабля колонистов сгорели, когда Сен-Дизье был испепелен [80], но я говорил с человеком, с очень старым человеком, который шестьдесят лет назад был хорошо знаком с одним из тех, кто был в той первой, очень маленькой, лодке, еще наполненной земным воздухом, и я это знаю наверняка.

Мы отошли от берега и посетили большой песчаный затон, который сейчас известен как Песочные Часы, – там аннезийцы, по словам попрошайки, иногда держали предназначенных в жертву. Мальчишка соскользнул на дно ямы, чтобы продемонстрировать мне, что выбраться из нее без посторонней помощи невозможно. Я подумал, что он недооценивает трудности подъема, и съехал в яму сам. Пришлось его папаше вытаскивать нас обоих, кидая нам поочередно конец веревки, которую он для таких целей припас в лодке. Стены ямы не везде были отвесны, но песок оказался таким мягким, что без посторонних приспособлений даже взрослому мужчине вылезти не удалось бы [81].