Книга Болевой порог - Ольга Рузанова

- Ты выйдешь за меня?

Я не знала, что ответить ему. Да, я любила его и хотела быть с ним, но о чувствах с его стороны ведь речи не шло…

- Дима, какой ты видишь нашу семью?

- Она будет такой, какой захочешь ты, - терпеливо повторил он, - я уже говорил.

- Правда? – поднявшись на локте, я склонилась над его лицом, - а если я захочу настоящую крепкую семью… традиционную… понимаешь?..

- Понимаю…

- … верного любящего мужа… совместные выходные и вечера… - говорить становилось все тяжелее, но я продолжала выдавливать из себя слова, - ты… ты сможешь мне это дать?.. На меньшее я не согласна, потому что… я люблю тебя…

Накрыв мой затылок рукой, он притянул меня к себе еще ближе.

- Я не заслужил всего этого…

- Не заслужил, - согласно качнула головой, - но я все равно люблю.

- Подожди немного… - он выбрался из-под меня, - я сейчас.

Встал с кровати и как был, голый, вышел в коридор. Вернулся буквально через минуту, уселся сбоку от меня, и я увидела, как в руке у него что-то блеснуло. Кинув быстрый взгляд, взял мою ладонь и одел на палец кольцо.

- Ничего, кроме верности, гарантировать не могу… - произнес он, - но обещаю каждую свободную минуту проводить с вами.

- Дима! – воскликнула я, не в силах сдержать эмоции.

Обняв его плечи, уткнулась носом в крепкую шею.

Позже, когда после второго захода мы лежали в обнимку, я на боку, а Дима, торсом прижимаясь к моей спине, до меня донесся его тихий голос.

- Моя мать была наркоманкой… В шестнадцать лет влюбилась в одноклассника, он ее и подсадил на эту дурь…

Я замерла и вся обратилась в слух. Шестое чувство подсказывало, что сейчас Дима рассказывает нечто очень важное, возможно, самое сокровенное.

- Она родила меня в семнадцать. Подозреваю, что сама не знала, от кого. На тот момент она уже ушла из дома, так и не окончив школу… Скиталась по притонам… в одном из них я и родился… - судорожно выдохнув, на мгновение замолчал, - Возиться семнадцатилетней наркоманке с орущим младенцем не хотелось… поэтому она положила меня в коробку из-под обуви и унесла на помойку…

Мои глаза полезли из орбит. Мозг отказывался воспринимать услышанное. Этого просто не может быть!!! Наверное, я уснула, и мне приснился кошмар…

- Был февраль… Если бы не дед, выгуливающий неподалеку пса…

Огромный колючий ком в горле не дал дослушать. Не выдержав, я разрыдалась…

- Эй… ты чего? – перевернув меня на спину, прижал к своей груди, - меня нашли… отвезли в дом малютки, а потом нашли мою мамашу…

- И? Тебя отдали ей? – громко всхлипывая, спросила я.

- Нет, конечно! Ее посадили, а меня забрала ее сестра тетка Людмила.

- Мама Владимира, твоего брата?

- Да. Тогда у них с мужем не было еще детей, а когда родились, они вернули меня в детский дом.

- Что?! Как?! Так же нельзя!

- Как видишь, можно… - мрачно улыбнулся он.

- Но Владимир… ты ведь с ним общаешься…

- Он ни в чем не виноват. Он сам нашел меня три года назад и предложил поддерживать связь. Я не отказался…

- А твоя мама… она умерла?

- Ну почему же? – растер шершавой ладонью слезы по моей щеке, - она жива и даже, по-моему, вполне здорова.

- И ты… ты не простил ее?

Конечно, не простил. Простить такое невозможно. Как вообще можно жить с этим?! Как?! У меня в голове не укладывалось, как можно оставаться вменяемым с такой психологической травмой!

- Простил?.. Этой женщины для меня не существует, - безымоционально ответил он.

- Она пыталась извиниться?

- Пыталась и не раз.

- Боже… Дима, мне так жаль… - прошептала, прижавшись лицом к основанию его шеи.

Я вдруг ясно представила новорожденного малыша, брошенного в этой коробке в мороз у мусорного бака. Наверняка, он громко плакал… Господи… какой ужас…

Содрогнувшись всем телом, я зажмурилась, но слез удержать не смогла.

- Если бы я знал, что ты так отреагируешь, не стал бы рассказывать, - проворчал Дима.

- Прости… Но это правда ужасно…

- Все давно в прошлом. Я это пережил и забыл.

А вот здесь он лукавил. Я видела, что как бы он не старался выглядеть равнодушным, эта тема была для него крайне болезненной. Предательство матери, по природе самого близкого человека, оставило в его душе огромную незаживающую рану. Теперь становились ясны мотивы большинства его поступков. Нелегко доверять женщинам, если сначала тебя предала мать, а следом родная тетка.

Надеюсь, со временем, своей любовью и преданностью я смогу излечить его раненую душу.

- Теперь у тебя есть мы, - сказала тихо.

- Знаю… - Дима прижался губами к моему лбу и серьезно произнес, - Ольга, если когда-нибудь сможешь простить, сделаешь меня самым счастливым человеком.

Эпилог

- Дима… - сказала, прижимая к уху трубку дрожащей рукой, - кажется, началось…

- Как ты? Крови нет?

- Нет. Только воды отошли.

- Артем знает? – голос его звучал по-деловому спокойно, чего нельзя было сказать обо мне.

Мы ждали этого со дня на день. А когда сегодня в обед отошли воды, и живот скрутило в сильнейшем спазме, я растерялась.

- Да. Мы уже выезжаем. Дима… ты приедешь в больницу?

- Разумеется. Я там буду раньше вас.

- Хорошо…

- Оля… Успокойся и дыши, как учили. Все будет хорошо. Слышишь?

- Слышу…

Артем ехал быстро, уверенно обходя других участников движения, то и дело, бросая на меня тревожные взгляды, когда я сжималась от боли во время очередной схватки.

Срок ровно сорок недель, матка опустилась, шейка матки готова к родам, давление в норме. Но… черт, почему так больно?! Так и должно быть?!

Дверь внедорожника распахнулась и я глазом не успела моргнуть, как оказалась на руках Димы.

- Больно? – спросил он, заходя со мной в больницу.

- Немного.

- Держись. Я рядом.

Я быстро закивала и уткнулась лицом в его рубашку, пережидая новую схватку.

Дальнейшие события остались в моей памяти смазанным пятном. Все, что я помню, боль, боль и еще раз боль. Роды были стремительные и уже вскоре превратились в одну непрекращающуюся схватку. Мне давали дышать через какую-то маску, только это ни черта не помогало.

Дима все это время был рядом. Держал за руку, массировал спину, вытирал лоб, и все время что-то говорил. Что именно, не понимала. Казалось, этому кошмару нет конца, и когда силы уже были на исходе, я услышала звонкий крик. Наш сын родился.