Книга Дверь на Сатурн - Кларк Эштон Смит

После этого, повинуясь приказанию Абота, он возобновил свое путешествие в обратном направлении, на поверхность Земли. Путь, выбранный Рафтонтис, был, наверно, самым коротким. Во всяком случае, он пролегал в стороне от туманной пещеры Архетипов и лабораторий, в которых люди-змеи продолжали свою тяжелую работу и токсикологические исследования. Путешественники оставили позади и зачарованный дворец Хоан-Дора. Но после того как охотник долго и утомительно пробирался сквозь заброшенные скалы и карабкался через некое подобие подземного плато, он снова оказался у кромки той широкой бездонной пропасти, перейти через которую можно было только по паутине бога-паука Атлах-Наха.

Ему уже не раз приходилось ускорять шаги из-за тех потомков Абота, которые следовали за ним от первобытного озера. Они постоянно росли, становясь все крупнее, как это обычно случалось с созданиями Абота, достигая размеров молодых тигров или медведей. Однако когда охотник приблизился к мосту, он заметил, что тяжеловесное и медлительное существо, преследовавшее его, уже начало перебираться через пропасть. Заднюю часть этого монстра украшали многочисленные злые глаза, и Ралибар Вуз, немного понаблюдав, так и не понял, на кого они смотрят. Все же он решил идти подальше от развернутых назад когтями пяток чудища, и выжидал, пока жуткое существо исчезнет в темноте. К этому времени его догнало несколько потомков Абота.

Рафтонтис с резким предостерегающим карканьем парила перед лордом Вузом над гигантской паутиной. А сзади его подгоняли, мешая с осторожностью выбирать дорогу, рыла черных уродов. Из-за этой поспешности и опрометчивости он не заметил, что паутина ослабла, и некоторые из нитей порвались или вытянулись под весом медлительного чудища. Увидев противоположный берег бездны, он думал только о том, чтобы добраться до него, и ускорил шаг. Но в этот момент паутина просела. Он судорожно схватился за оборванные нити, но не смог удержаться и полетел вниз. Держа в пальцах несколько кусочков плетения Атлах-Наха, он провалился в пропасть, которую никто и никогда не пытался измерить добровольно.

Это, к сожалению, была случайность, не предусмотренная условиями семи испытаний.

Сатир

Рауль, граф де Ла Френэ, по натуре был начисто лишен подозрительности, свойственной многим мужьям. Отсутствие этого качества, возможно, объяснялось недостатком воображения, а, с другой стороны, притупившейся, вследствие пристрастия к крепким напиткам наблюдательностью графа. Как бы то ни было, он не видел ничего предосудительного в дружбе его жены Адели с Оливье дю Монтуа, молодым поэтом, который мог бы со временем стать одним из самых блистательных поэтов Франции, если бы эта дружба не закончилась самым неожиданным и роковым образом. В самом деле, господин граф испытывал скорее гордость, наблюдая за интересом к госпоже графине этого милого юноши, чья поэтическая слава уже начала стремительно распространяться за пределами Аверуана. Нимало не беспокоило Рауля и то, что его баллады несомненно восхваляли блестящие локоны, медовые глаза и прочие прелести Адели. Господин граф не претендовал на роль знатока поэзии: его умственные способности сковывал полный паралич, когда он сталкивался с чем-либо, что было зарифмовано. Между тем баллады и их автор постепенно позволяли себе все большие и большие вольности.

В тот год снега сошли за какую-то неделю, и земля оделась нежной зеленью ранней весны. Оливье все чаще и чаще появлялся в замке Ла Френэ, и они с Аделью подолгу оставались наедине, ибо то, о чем они так оживленно говорили, не представляло ни малейшего интереса для господина графа. Теперь они могли выходить за стены замка и бродить по окружавшему его лесу, отдыхать на нагретых солнцем полянах, где воздух был напоен ароматом первых весенних цветов. Если люди и злословили о них, то только за глаза, так, что слухи не достигали ушей Рауля, Адели или Оливье.

Но по какой-то непонятной причине графа вдруг начала беспокоить его супружеская репутация. Возможно, в краткий промежуток между пьянством и охотой он заметил, что его жена молодеет и хорошеет с каждым днем, чего никогда не случается с женщинами, которых не согревают волшебные лучи любви. Не исключено, что он перехватил один из тех нежных взглядов, которыми обменивались Адель и Оливье, или под влиянием ранней весны в нем вдруг всколыхнулись давно забытые мысли и чувства, или его посетило озарение. Как бы то ни было, вернувшись в замок из Вийона, он узнал от слуг, что госпожа Адель и господин Оливье решили прогуляться по лесу. Однако на его хмуром лице не отразилось никакого чувства. Задумавшись на миг, он спросил:

– Какой дорогой они пошли? Я должен сейчас же увидеть госпожу графиню.

Слуги указали ему направление, и он медленно пошел следом, пока не скрылся из виду. Затем, схватившись за эфес своей шпаги, граф резко ускорил шаги.

– Я немного боюсь, Оливье. Может быть, остановимся здесь?

Адель и Оливье на этот раз забрели дальше, чем обычно оканчивались их прогулки, и приближались к той части Аверуанского леса, где деревья были много старше и выше других. Говорили, что некоторые огромные дубы росли здесь еще во времена язычества. Среди местных крестьян издавна ходили страшные поверья и легенды об этих местах. Здесь видели такие вещи, самое существование которых было бы для науки оскорблением, а для религии – богохульством. Ходили слухи, что тех, кто забредал сюда, всю жизнь преследовали несчастья и неудачи. Поверья сильно отличались друг от друга, но все сходились на том, что в этом лесу незримо обитала враждебная человеку сила, дух зла, более древний, чем сами Иисус или Сатана. Паника, сумасшествие, одержимость или пагубные страсти, приводящие к гибели, были уделом тех, кто вторгался во владения этой силы. Встречались люди, рассказывавшие о том, что представлял собой этот дух, и шепотом пересказывавшие о нем невероятные истории, но благочестивым христианам не пристало даже слушать подобное.

– Пожалуйста, пойдемте дальше, – взмолился Оливье. – Что может быть прекраснее, чем смотреть на Вас, моя госпожа, и слушать, как лес радуется приходу весны!

– Но, Оливье, ведь люди говорят разное…

– Все это детские сказки. Пожалуйста, пойдемте дальше. Здесь нет ничего опасного, и к тому же тут так красиво.

Действительно, как он и сказал, ветвистые дубы и буки покрылись свежей листвой, и лес дышал такой безмятежной радостью, что было трудно поверить в старые сказания. Выдался один из тех дней, когда сердца, соединенные запретной любовью, чувствуют желание быть вместе бесконечно. После нескольких не слишком настойчивых возражений Адель позволила Оливье убедить себя, и они продолжили свой путь.

По протоптанной неизвестно кем тропинке они постепенно углублялись в лес. Склонившиеся ветви ласкали их своей мягкой листвой, солнечные лучи проникали сквозь высокие кроны, высвечивая распустившиеся в тени лилии. Стволы деревьев были изогнутыми и корявыми, в уродливых наплывах коры, но в чаще царила атмосфера глубокого покоя.

– Неужели я был не прав? – спросил Оливье. – Стоит ли бояться безобидных цветов и деревьев?

Адель улыбнулась, ничего не ответив. Стоя в освещенном солнцем кругу, они смотрели друг на друга, охваченные чувством новой, завладевающей их сердцами близости. В безветренном воздухе ощущался пьянящий аромат, исходящий из какого-то незримого источника; аромат, тайно говорящий о желании и любовном томлении, призывавший их отдаться страсти. Непонятно было, что за цветок его издает, ибо вокруг их ног росло великое множество незнакомых цветов. Адель и Оливье вдруг посмотрели друг на друга и ощутили властный зов в крови, будто они напились любовного зелья. Одна и та же мысль читалась в дерзких глазах Оливье и в скромно зардевшихся щеках графини. Любовь, о которой ни один из них до сих пор не заговаривал вслух, проснулась в душе обоих. Они продолжили прерванную прогулку, но их молчание стало неловким и смущенным.