Книга Девственница - Амира Ангелос

— Ты думаешь, что может быть иначе? — спрашиваю с горечью.

— От тебя всего можно ожидать. Мы мало знакомы, если уж начистоту, Марго. Наши родители поженились пять лет назад, нашли на старости лет свое счастье. Мой отец принял тебя как дочь, баловал.

— Но ты не принял… — перебиваю горькую речь.

— Мне, по большому счету, было плевать. Я жил на обезболивающих, после того что со мной сделал Шахов. А теперь на обезболивающих живешь ты… после того что сделала.

— Хочешь сказать: «убила наших родителей»? Говори как есть, Эрик. Не стесняйся, — прячу боль за кривой усмешкой.

— Зачем произносить вслух то, что и так ясно?

Сводный брат никогда не отличался милосердием. Нет, наоборот. Эрик из тех, кто добивают не из жалости, а потому что считают, что так правильно. И он добивал. Меня. Я знаю, что он никогда не смог бы простить мне смерть своего отца. Поездка с благотворительного вечера в Ницце полгода назад. Скользкая дорога. Лишний бокал шампанского. Мне можно было бы найти оправдание. Я не так уж была пьяна, а гроза внезапно разыгралась страшная. Сама я чудом выжила. На всю жизнь осталась инвалидом — у меня теперь в позвоночнике металлическая пластина. И в руке. А еще я вряд ли смогу иметь детей. Но какие уж тут дети, это так, к слову пришлось.

Эрику на все это плевать. Он обожал отца, боготворил. Действительно, Федор Петрович был изумительным человеком. Ученым. Глубоким, вдумчивым. Очень добрым…

Я их убила. Маму и отчима. Сводный брат лично сообщил мне об этом, когда пришел ко мне в больницу. Как и то, что мне придется за это заплатить. Он пока еще не решил какой будет казнь…

Эрику всегда нравилось жить местью, долго планировать, предвкушать. Когда мы познакомились, он проходил курс реабилитации после того что с ним сделал Глеб Шахов. Изуродовал, глумился. За одну лишь ошибку.

Я так много слышала про Шахова. Но ни разу про его дочь. И вот, Глеба нет. Есть только эта девочка. Похожая на ангела. Беременная… У меня щемит сердце, когда думаю о ней. Потому что знаю, что из себя представляет Эрик. Он не отдает пленных…

— Девушка беременна, — все же я это произношу. Сама не знаю зачем. Проверить, есть ли хоть что-то святое у этого человека? Или просто стреляю в пустоту, перевожу стрелки на другого, потому что пока Эрик занят войной с другими, я живу… Пусть даже в ожидании расплаты. Но когда знаешь, что тебе осталось совсем немного, все вокруг видится в тысячу раз красивее. Даже воздух, которым дышишь кажется слаще…

— Ты внезапно стала человеколюбивой, Марго? Интересно.

Он даже картинно присвистнул, показывая степень своей иронии. Такой вот Эрик. Неумолим во всем. Обожает черную краску и готов весь мир ею замарать.

Да, он тоже много страдал. Его виной перед Шаховым была лишь любовь, тяга к его сыну Павлу. Шахов ненавидел людей нетрадиционной ориентации. Он и сына то ненавидел. А Эрика и вовсе…

— Мне кажется, она совершенно невинная девочка…

— Заткнись, Марго. Пока я не велел своим людям проверить твою невинность.

Не осознаю, что моя левая рука поднимается и, описывая дугу, приближается к лицу сводного брата, пока в нескольких дюймах от его худой щеки мое запястье не обхватывают цепкие сильные пальцы. Все это происходит в полном молчании. Говорят только взгляды.

Когда Эрик отпускает мою руку, очень медленно поднимаю голову, волосы падают мне на лицо, скрывая широко раскрытые глаза, в которых плещется боль вперемешку с яростью. Щеки начинают полыхать жаром, тяжело хватаю ртом воздух, словно только что провела несколько раундов боксерского поединка.

— Иди к себе и проспись. Не нарывайся, Марго. Мне сейчас не до тебя, ведь это хорошо, не так ли? Поживи в свое удовольствие, ради разнообразия.

Он серьезно мне это предлагает? Поднял над головой гильотину, а теперь советует насладиться жизнью? Чтобы не мешалась под ногами, пока не придет мой черед…

* * *

Если между мной и сводным братом все предельно ясно, то его шакалы (в смысле охранники и прочие мордовороты), слуги и другие обитатели особняка — их немало, от массажиста до эксклюзивного повара-француза, не в курсе что я такая же по сути пленница, как Вилена Шахова. У меня нет ни копейки денег, моя мать была небогата, знакомство с отцом Эрика стало для скромной переводчицы билетом в новую жизнь. Даже если попробую сбежать — меня найдут, и будет только хуже. Я трусиха. Боюсь боли. Поэтому живу в капкане, заглушаю боль всякой дрянью, от кокаина до сильнодействующего снотворного, ожидая того, что решит Эрик, что придумает для меня.

Сейчас действие наркотика почти прошло. Мне нужна новая доза. Я хочу еще.

У меня есть отличный поставщик в клубе. Сегодня он меня одарил по полной программе. Веря, что делает это для любимой сестренки Эрика. А не для бедной как церковная мышь выскочке.

Неважно… Новая дорожка кокса взбодрила, придала силы. Мозг загорелся, обрабатывая информацию быстрее, все чувства обострились. Мне захотелось приключений. Драйва. Безумия.

Поэтому выхожу из дома, по длинной дорожке в конец сада, где стоит гостевой дом, в котором расположен тренажерный зал и баня. Ну и подвал для пленников, похоже, необходимый атрибут в жизни Эрика. Он всегда занимался криминалом, еще до Шахова. Иногда мне приходит в голову, что причина так его изуродовать была не одна. Слышала обрывок разговора из которого поняла, что у Эрика были амбициозные планы свалить Шаха…

Возле входа в гостевой дом стоят двое охранников.

— Добрый вечер, — произносят вежливо, вот только похотливые взгляды куда менее приличны, нежели слова.

— Я хочу посмотреть на пленника, мальчики, — заявляю капризным голосом.

— Но… разве так можно, то есть, надо спросить у хозяина, — говорит один.

— Ты серьезно хочешь побеспокоить моего брата из-за такой мелочи? Эрик занят. Он не против. Или ты мне не веришь, дорогой?

Сжимаю пальцами лацкан дорогого пиджака, чуть тяну на себя. В глазах двухметрового блондина с карими глазами мелькает испуг. Боится, что испорчу дизайнерскую вещь? О да, все парни Эрика на работе должны выглядеть с иголочки, при полном параде. Строгие костюмы и галстуки. Мне отчего-то хочется захихикать. Я играю в этом особняке роль придурковато-безумной сестрички. Поэтому парни сторонятся меня. Сумасшествие — отличная защита от любых поползновений. Вот только Эрика не так просто убедить в своей игре. Этих доморощенных охранников, мальчиков на побегушках — раз плюнуть.

Поэтому, один из них ведет меня вниз, по крутой лестнице.

* * *

Тут тяжелый запах. Пытаюсь сообразить, на что похоже. Меня передергивает, когда понимаю, что пахнет кровью.

Я никогда прежде не бывала здесь, и надо сказать, зрелище производит тяжелое впечатление, гнетущее. Каменный пол, сырость, обшарпанные стены. Такой интерьер совсем не в духе Эрика, который любит во всем лоск и богатство. Я словно в другое измерение попала. Здесь царит полумрак, в котором лишь слабый свет фонаря открывает страшную картину.