Книга Невинность на спор - Любовь Попова

— Марк. Ты опять...

— А теперь мне плевать на него. Потому что я не знаю никого красивее, лучше тебя, сексуальнее.. — шепчет гортанно он все быстрее, и я слушаю. Слушаю. Слушаю. — Малыш. Времени все меньше, а ты в вагоне. Я хочу не твое тело, хотя надо признать оно предел моих фантазий.

О, Господи, заткнись, они же все слышат.

— Я тебя хочу. Хочу быть с тобой, Даш. И я не знаю, что будет через неделю, через месяц, год. Я не могу обещать, что не накосячу, но я прошу дать мне шанс. И я докажу, что я лучше Новосибирска.

Из горла вырывается рваный смешок, и я ощущая как Марк уже вдавливает меня в себя.

— Давай просто попробуем. Без игр. Без вранья. Ты и я. По — настоящему.

Меня трясет, а его руки на лице не дают сосредоточится хотя бы на одной мысли. Он просто сбил их каждым произнесенным с такой страстью звуком.

— Я не знаю, то есть…— чего ж так тяжело-то? И почему даже прибежавшую охрану остановила проводница? Заберите Марка. Избавьте меня от этого выбора. Я так боюсь его последствий.

Так боюсь... Боли.

— Марк...

— Уехать ты можешь в любой момент, но сейчас я прошу тебя остаться. Со мной. И если ты готова попытаться. По-настоящему, то вот он я. Весь твой. Мой член только в твоем распоряжении.

— Соглашайся, — слышу со всех сторон шепот. Вижу широко открытые глаза Марка. Тону и задыхаюсь.

Все ждут моего решения?

Финала этого неожиданно немой сцены.

И я прикрываю глаза, изначально зная, каким глупым оно будет. Это решение,

****

Глава 72.

То ли стон, то ли хрип вырывается из горла, пока, словно в рапиде, обхватываю его талию. Стискиваю тот самый постиранный свитер, в котором он смотрится почти богом. Поднимаю взгляд, отсчитывая секунды до своей смерти. Или рождения. Не знаю. Страшно, что он сейчас посмеется надо мной. Скажет, что это все шутка. Страшно от того, как быстро он стал центром моей вселенной.

— Останешься?

— Как будто ты сомневался в моем ответе, — улыбаюсь я так широко, что он бегает по лицу глазами ища подтверждение своей догадке.

— Да?

— Да.

Его губы тут же впечатываются в мои, а я взахлеб реву, пропитывая наш поцелуй солью.

Но все быстро заканчивается, когда охрана все-таки выводит нас из вагона. Правда под аплодисменты и ликующий свист.

Не могу выговорить и слова. Слезы радости и счастья душат и заставляют сердце трепетно биться об грудную клетку.

Новый шквал аплодисментов и гудение поезда заглушают наш стон, когда губы встречаются снова. Чтобы ознаменовать начало чего-то странного и, одновременно, невероятно нужного. Отношения.

Меня от одного слова штормит. А тут отношения с Синицыным.

Кто бы мог подумать?

Марк хохочет, кружа меня по воздуху, но ловит мой на родителей взгляд. Останавливается и губами спрашивает, прицельно смотря на них.

— Надо прямо сейчас знакомиться?

— Нет, — Киваю отцу, мол все в порядке. Ну подумаешь ванильная сцена, свидетелем которой он стал. Мама стала.

Важно ли это? Сейчас не до глупых правил вежливости, сейчас хочется быстрее остаться с Марком наедине. Чтобы не глушить боль в вине, а праздновать.

Сейчас самое главное, что счастье от которого я бежала, догнало меня и подставляет спину.

Что?

— Прыгай, прокачу, — говорит Марк, и я неловко улыбаясь ошалевшим родителям, запрыгиваю на крупную спину. Все-таки хорошо, что я влюбилась в реслера, а не пианиста.

Марк цепляет меня за ноги и идет вдоль перрона, а я просто пищу и обнимаю его шею.

Почти душу.

— С тебя массаж и минет, — слышу "массаж" и улыбаюсь.

— Все, что хочешь, — мечтательно лепечу я, целуя его волосы, а потом словно просыпаюсь. — Что?

— Поздно уже, — усмехается Марк, и продолжает путь.

Довольно легко, но я спрошу на всякий случай.

— Я не тяжелая?

— Я разве не говорил, ты как сахарная вата. Легкая и пушистая, — сбрасывает Марк меня возле машины и идет в сторону водительского места.

В своем репертуаре.

— Залезай.

— Я думала ты мне хоть дверь откроешь?

— Я сказал, что хочу быть с тобой. Но головой об стену не бился. Прыгай!

Я возмущенно соплю, но грусти больше не чувствую.

Марк такой какой есть, глупо думать, что он резко поменяется. Да и не нужно это.

Он мне нужен. И то, что я с ним чувствую.

По дороге мы едем под трек, который невольно подпеваю, а Марк барабанит длинными пальцами по рулю. Иногда поглядывая, словно могу исчезнуть.

Кстати об исчезновении. Не по волшебству же Марк меня нашел, да еще и приехал вовремя.

— Ты с Пашей говорил?

— Не напоминай мне про этого пиздюка. Думал въебать ему придется. 0"Ей будет лучше без тебя", — передразнивает он, а я смеюсь, когда представляю стройного Пашу и надвигающегося на него буйволом Марка.

— Лучше тебе будет без члена, — сказал я ему и тот труханул. Все мне выдал. Чуть не опоздал ведь. Старался. Даже цветы купил. Сестра сказала, что ты на них купишься.

Цветы? Серьезно?

Оборачиваюсь и заглядываюсь на тюльпаны, букет с которыми занимает почти все заднее сидение.

Так вот откуда он все про меня знает, — беру с сидения цветы и утыкаюсь туда носом.

– А про тюльпаны кто сказал?

— У тебя на блокноте. Просто предположил.

— А как ты мог предположить, что я все-таки соглашусь быть с тобой?

— Ну разве ты можешь передо мной устоять, — шутливо говорит он и на светофоре хватает меня за подбородок. Глазами цепляет на крючок и губами тянется. Языком щекочет, словно требуя себя пустить во влажное тепло.

Я теряюсь в этом ощущении пульсации губ, одной рукой касаюсь его твердой щеки с легкой небритостью. Продолжаю поцелуй. Наслаждаюсь каждым ударом тока, что вонзается в мое существо. Задыхаюсь.

Пока вдруг сигнал клаксона не бьет по перепонкам.

— В задницу его себе засунь, урод! — орет Марк в окно, а я дурашливо улыбаюсь.

— Манеры у тебя конечно.

Марк ржет.

— Могу вежливо, кстати. Господин уважаемый не соблаговолите ли вы пронзить вашу благословенную кишку этим, издающим неприятные звуки, предметом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍