Книга Фаворитка - Юлия Цыпленкова

— Накройте на стол, и пусть он прогнется от количества блюд. Я голодна, как волк в зимнюю стужу.

— Вас дожидается посетитель, — с поклоном произнес дворецкий, едва я замолчала.

— Накрывайте на две персоны, — машинально ответила я и застыла, осознав, что у меня появился гость: — Кто?

— Его сиятельство граф Дренг, — сказал дворецкий, и я выдохнула, потому что готова была принять кого угодно, только не короля, но именно ему указать на двери я не имела ни права, ни возможности.

— На две персоны, — повторила я. — И поживей, иначе я за себя не ручаюсь. Вы весьма аппетитны, Валдер, вы это знаете? Ваш филей должен быть невероятно нежным и сочным, так что берегитесь, — я подмигнула опешившему дворецкому, и он, осознав, что я шучу, склонил голову:

— Одной ногой я уже на кухне, ваше сиятельство. Филей мне дорог, к тому же он совсем неблагороден.

— Предлагаете обглодать моего гостя? — задумчиво спросила я. — Его сиятельство пойдет лишь на закуску, вы же видели, насколько он худощав. А потому спешите, Валдер, спешите, — пропела я и устремилась к лестнице.

Однако успела подняться лишь на один пролет, потому что сверху донеслось:

— Прочь клыки от моих костей, ваше кровожадное сиятельство, они вам не сдались.

Подняв голову, я увидела Дренга, перегнувшегося через перила.

— Дичи не должно подслушивать охотников, — заметила я. — Но вам не о чем беспокоиться, вы даже на вид невкусный. Доброго дня, Олив.

— Я аппетитный, — не согласился болтун. — А под красным Мирано и вовсе становлюсь изысканным. Доброго дня, Шанриз, — улыбнулся он и направился мне навстречу.

Приблизившись, Дренг скользнул по моему лицу пытливым взглядом, а после поцеловал руку и сам уместил ее на сгибе своего локтя.

— Вы чудесно выглядите, — отметил фаворит. — Свежи и прелестны.

— Спасибо магистру Элькосу, — ответила я с прохладной улыбкой.

— Я не то, хотел сказать, — помрачнел граф. — Простите, ваше сиятельство.

— За что? — удивилась я. — Не вы же меня терзали. Но оставим неверного ревнивца, о нем я вовсе не желаю разговаривать. Но вам, Олив, я рада. Идемте, сейчас нас накормят, а то и ваши кости уже начинают казаться мне съедобными.

Дренг мазнул по мне взглядом и проворчал:

— Признаться, уже и не знаю, о чем спорить. Не далее пары минут назад я уверял в своей аппетитности, а сейчас, глядя на ваш оскал, каковой вы выдаете за улыбку, очень хочу уверить в своей несъедобности. Однако это будет лицемерием, но и попасть вам на зуб не желаю. Сойдемся на том, что я аппетитен, но совершенно несъедобен.

— У меня от вас уже в висках ломит, — пожаловалась я и остановилась перед гостиной: — Прошу, ваше сиятельство. — А когда мы вошли и устроились в креслах, я задала главный вопрос: — Что привело вас ко мне, господин граф?

Дренг закинул ногу на ногу, некоторое время смотрел на меня, а после улыбнулся и произнес:

— И все-таки вы красавица, Шанриз. — Я ответила ему ироничным хмыканьем, и королевский любимец надменно продолжил: — Я признал это давно, причем, прилюдно, а потому ваше «хм» совершенно неуместно. — Склонив голову к плечу, я продолжала с интересом наблюдать за фаворитом.

Коротко вздохнув, Дренг достал из потайного кармана запечатанный конверт и протянул мне. Я его не приняла, лишь демонстративно задержала взгляд и вновь подняла его на своего гостя. Олив улыбнулся и сказал уже без всяких игр:

— Возьмите, Шанриз, вам понравится содержимое. Обещаю.

Я ожидала, что это будет новым посланием от короля, которое его фаворит доставил лично с единственной целью, чтобы убедиться в том, что оно открыто и прочитано, но последняя фраза графа поколебала эту уверенность. Все-таки забрав конверт, я посмотрела на печать. Это был оттиск государственной печати, а не личной, как бывало с письмами монарха, и потому, бросив на Дренга любопытный взгляд, я вскрыла послание и достала документ. Пробежав его глазами, я вновь поглядела на Олива.

— Это же… — начала я, но замолчала и жадно вчиталась в содержание документа. — Дарственная?! Он отдает мне…

— Тибад, — улыбнулся фаворит. — Теперь это действительно ваше графство. Оно отдано вам в полное владение с правом передачи по наследству.

— Боги, — сглотнула я, опять посмотрела на Дренга и вдруг рассмеялась, громко и издевательски: — Хороша взятка! — воскликнула я, ощутив прилив негодования. — За что именно? За измену? За то, что собирался со мной сделать, или же за пощечину?!

Олив промолчал. Его взгляд вновь стал испытующим. Отложив послание на столик, я поднялась на ноги и отошла к окну. Глядеть в него мне не хотелось, но на глаза неожиданно для меня выступили слезы, и нужно было их спрятать. Кажется, о покое говорить было еще рано, я лишь сумела задавить обиду, но не пережила ее, не переварила. Сейчас мне вроде бы полагалось радоваться, но вновь стало мерзко и горько. Откупается… Он всего лишь откупается!

— Шанни, — голос Дренга прозвучал мягко.

Я почувствовала, как его руки легли мне на плечи. Порывисто развернувшись, я прижалась лбом к груди графа и до боли закусила губу, чтобы вновь подавить ненужные страдания. Олив помедлил, а затем обнял меня. Он ничего не говорил, не гладил и не успокаивал, просто был рядом и ждал, когда минута слабости минует. Я была благодарна этому мужчине за его чуткость и понимание, а еще за поддержку, потому что, как бы там ни было, но он оставался другом короля.

— Не говорите ему, что я плакала, — произнесла я глухо. — Скажите, что я была весела и ни разу не вспомнила о нем. Не хочу, чтобы он знал о моих переживаниях, они ему безразличны.

— Это не так, — ответил Дренг. — Ему плохо без вас, Шанриз. Он страдает…

— А мне без него хорошо, — вновь зло отчеканила я и отстранилась. — Мне без него восхитительно! Никто не следит за каждым моим шагом. Мне не приходится постоянно быть сдержанной, чтобы не навлечь гнев на кого-то лишь за то, что я ему улыбалась. Мной не руководят и не говорят, что мне надо делать. А главное, больше никто не дает лживых клятв и заверений. — Вернувшись в кресло, я закинула ногу на ногу, и усмехнулась: — Как же хорошо быть королем, не находите, Олив? Можно обижать, топтать, выкручивать в свою пользу и остаться тем, кому сочувствуют. Бедный Ив! Он так любил, что пришлось освежать эмоции! Так сожалел, что ударил, получив сопротивление на новую низость, которую едва не совершил. Теперь готов откупаться.

Дренг приблизился и уселся перед моим креслом прямо на пол. Он подтянул колено к груди и посмотрел на меня с сочувствием.

— В вас говорит обида, — по-прежнему мягко произнес граф.

— И сколько их скопилось за эти годы! — отмахнулась я. — Однако я каждую из них поборола и продолжала верить ему, была честна и открыта, я почитала его едва ли не за мужа! — воскликнула я и оборвала саму себя, но выдохнула и продолжила чуть хрипло: — Он был мне дорог, Олив, по-настоящему дорог. А теперь все его ласки кажутся мне всего лишь гадким враньем, и я не понимаю, зачем ему было мне лгать.