Книга «Колыбель» Победы - Герман Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Такое может быть?
– Запросто. – Гловацкий задумался, мысленно прикидывая возможности противника. Выходило, что вместо шести дивизий против 8‐й армии генерала Собенникова могло быть задействовано ровно в полтора раза больше. Девять дивизий совершенно могли поменять предполагаемый ход боевых действий. – И усилить быстро эстонскую группировку не можем, да и придержать наши резервы нужно, мало ли чем наступление обернуться может.
– Может, за счет 11‐го корпуса? Ведь один полк Шумилов передвинул поближе, а нужно всю 48‐ю дивизию. – Ватутин быстро сделал отметку на карте. – Да еще полк взять из 125‐й дивизии.
– Тогда удара толкового не выйдет.
– С тыла, когда прорвемся, с резерва одну дивизию дополнительно туда перебросим. – Ватутин говорил уверенно, Гловацкий машинально отметил у него слово «когда», а это о многом говорило.
– Еще можно и нужно с Моонзунда один полк забрать. Дивизию там из бригады развернули, добавив ополченцев и строителей, на Даго целый полк сформировали из двух батальонов 16‐й дивизии и частей БО. Так что пусть полковник Гаврилов немедленно один из своих кадровых полков на Виртсу перебрасывает, усиливает артдивизионом, саперной ротой, подразделениями обеспечения. Добавим батальон из 11‐й дивизии и получим готовую бригаду через несколько дней. Да и номер можно оставить прежний – 3‐я стрелковая. Вот на Ханко так не получится, тут с маршалом Ворошиловым согласование необходимо, да и Генштаб одобрить должен. Хотя формально ничего пока не взяли – полк перебросили, полк забрали. Но могут не разрешить – а если там будет германский десант, как в прошлую войну?!
– Вряд ли! Вероятность десанта практически нулевая! Флот при кайзере намного больше был, сейчас рисковать кораблями немцы не будут. Береговая оборона на островах достаточно сильная, завесу из подводных лодок адмирал Трибуц увеличит быстро. Нет, десанта не будет! Да и наша авиация не даст им спокойно подойти к берегам.
– Будем надеяться, а то боком нам может выйти такое ослабление…
– Обойдется, – отмахнулся Гловацкий, – сейчас нам главное начать туда переброску войск, каждая дивизия и бригада на счету будет. Хм… Помнишь, я о шахматах говорил? Так вот, это темповая игра, и в ней мы должны на ход опережать противника. На ход! Концентрируя все силы исключительно на главных направлениях.
– Включая авиацию, – добавил генерал Ватутин. – После того как ввели единое командование, потери немцев в воздухе значительно выросли. Как и вылеты на поддержку наших наземных частей. Генерал Новиков дело знает хорошо, раз смог навести относительный порядок.
– У нас самолетов осталось в полтора раза больше, чем у немцев, и это несмотря на потерю целой тысячи машин. – Гловацкий усмехнулся. – Радио хоть стали использовать, наведение с земли специалистами ВВС. А то кто в лес, кто по дрова! А так хоть охоту на немцев устроили, не дают летать им вольготно. Но очковтирательством продолжают заниматься, видимо, натура у наших «соколов» такая. Шибко брехливая! Я тот первый бой на всю жизнь запомнил, особенно когда отчеты прочитал…
Оба генерала рассмеялись, припомнив ту первую яркую победу в небе Псковщины, которую они видели собственными глазами. Прочитав рапорта, Гловацкий не знал, плакать ему тут или смеяться. Пример для математики во втором классе – прилетели 27 «лаптежников» и 12 «мессершмиттов». Наши славные зенитчики сбили 13 первых и 3 вторых, а героические «соколы» вогнали в землю сразу 18 Ю‐87 и 7 Ме‐109. Затем в ходе преследования уничтожили еще шесть «лаптежников» и двух «худых», а остальные ушли крепко подбитые, едва ковыляя в небе и готовые рухнуть на глазах. Так что еще пять-семь «побед» можно приписать им смело. Познакомившись с такой чудной арифметикой авиаторов, Гловацкий взбесился – как можно сбить 56 вражеских самолетов из 39 прилетевших, причем больше половины, а он это видел собственными глазами, улетело обратно вполне исправными?!
Провели расследование – на земле обнаружили останки всего десяти Ю‐87 и четырех Ме‐109. Из них пять, судя по отметинам, сбили зенитчики. Еще два падения вражеских самолетов зафиксировали за линией фронта. И это все! Завышение результатов одного боя в три с половиной раза! Победа действительно впечатляющая, но необходимо учитывать, что в том сражении участвовало с нашей стороны 42 истребителя, девять из которых тоже было немцами сбито, а еще три машины из-за повреждений списаны. Посмотрев на хмыкнувшего командующего фронтом, Гловацкий ядовито пробормотал:
– «Осетра» им надобно урезать…
Бывший командир 56‐го моторизованного корпуса генерал инфантерии Манштейн
близ реки Великой
– А немцы все идут и идут, танки и машины друг за другом длинной вереницей такой. В грязи вязнут, их вытаскивают, и все ругаются – «руссиш швайне» да «ферфлюхте» поминают постоянно. Наши «чайки» их постоянно тревожат, как появятся в небе, так все разом бегают, как тараканы кипятком ошпаренные, кричат «алярм» и «ахтунг». И после каждого налета машины горят, их сбрасывают с дороги. Парни говорят, до самых Пушкинских Гор они черной вереницей остовов лежат, от наших штурмовок! Товарищ капитан, я ведь правду говорю, сама все видела, да наши комсомольцы с разведкой туда добирались, многое рассказали…
Манштейн чуть ли не застонал на кровати, слушая рассказ этой рыжей девчонки с лицом, плотно усыпанным веснушками. Если бы не знал, что она русская, то принял бы ее за фройляйн из гитлерюгенда, настолько та была живая и эмоциональная, переходя порой на немецкий язык, которым владела весьма прилично. Ощущался неизбывный балтийский акцент, но на таком же языке говорил и ее отчим – но тот шлифовал произношение среди остзейских немцев, которых издревле много служило в русской армии.
Русецкий принял их в лесничестве, и за целые сутки, проведенные в добротном доме, беглецы преобразились. Форму сотрудника НКВД привели в порядок, выстирали, кое-где Лемке аккуратно зашил прорехи. Погладили и допотопным утюгом, таких в рейхе уже нигде не встретишь – тяжелый, ручка откидывается в сторону, как крышка, а вовнутрь засыпаются раскаленные угли. После глажки Лемке надел униформу, перепоясался ремнем – и в одно мгновение исчез беглый «зэка», как говорят русские, и вместо него появился кадровый офицер с отличной выправкой. На нем форма сидела как влитая, да по фотографии на удостоверении он весьма походил на погибшего капитана НКВД – Манштейн не понимал, почему на красных петлицах знаки различия подполковника. Банька и отличная стальная бритва из Золингема, трофей с прошлой войны, вернули генералу человеческий образ. Нашлась у хозяина и добротная одежда – такую часто носят лавочники в Прибалтике, даже часы с цепочкой. И саквояж, в котором сразу спрятали постиранный генеральский мундир с Рыцарским и Железными крестами – его еще тогда сильно удивило, почему сотрудники «гэпэу», которое сейчас совершенно не так называется, не отобрали германские награды.
С временной легализацией вопрос решился быстро и просто – хозяин сразу сказал, что до присоединения Латвии в прошлом году в лесничество часто приходили сотрудники НКВД, и падчерица, и местная милиция о том хорошо знают. Манштейн моментально насторожился от услышанных слов – как офицер Генерального штаба он прекрасно знал, что так работает разведка – политическая или военная. Правда, Русецкий сразу его успокоил, сказав, что сам доведет беглецов до Великой и переправит на тот берег.