Книга Профи - Александр Шувалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что это у тебя? — поинтересовался я.
— Ничего, — отрезала она.
В рюкзачке кто-то опять завизжал, на сей раз погромче.
Моя соседка обреченно вздохнула.
— Вот, — и немного развернула рюкзачок.
Вот это да! Из расстегнутого клапана на спине «слоненка» торчала песочного цвета головенка щенка с длинными ушами, розовыми брылями и наглыми глазенками грозы микрорайона.
— Кто это?
— Боксер. Мы его на Баладовом дворе купили.
— Каком дворе?
— Баладовом. Это питомник. Там боксеров разводят.
— А как его зовут?
— Тим.
— Почему именно Тим?
— Нам сказали, что его имя должно начинаться на «Т», вот я и придумала — Тим. Правда, здорово?
— Здорово, — согласился я. — Сколько же ему месяцев?
— Два, — и спросила строго: — Вы собак любите?
— Очень, — сознался я. Я действительно всю жизнь мечтал завести себе пса. В детстве этого не хотела мама — боялась, что он погрызет обувь и поцарапает мебель. Моя бывшая вообще страдала аллергией на собак или говорила, что страдает. А сам я сейчас не в том положении. Потом, может быть, когда все устаканится…
— Можете погладить, — разрешила она и успокоила: — Не бойтесь, он не кусается.
Я протянул руку и осторожно погладил Тима по голове. Тот зевнул, высунув длинный розовый язычок и вдруг схватил мой указательный палец и сжал маленькими острыми зубками. Не больно, но решительно, показывая, кто здесь хозяин. А когда я попытался осторожно извлечь палец из его пасти, обиженно завизжал.
— Ладно, владей, — согласился я, устраивая руку поудобнее: — А как его полное имя?
— Тим Палмер Шанс, — гордо ответила хозяйка.
— Спи, Палмер Шанс, — и тот действительно закрыл глаза, успокаиваясь.
Я тоже начал успокаиваться, так сказать, за компанию, понемногу отходя от вчерашнего. А что вчера, собственно, такого произошло? Допустим, Кощей нас засек, «срубил», как говорят доблестные труженики службы наружного наблюдения. И тут же похвастался, как, дескать, клев, Стас? Хорошо, что он меня еще в кустах не видел, элегантного, как обезьяна в ватнике, и опасного, как та же обезьяна, но — с гранатой. Между прочим, сам он тоже красиво облажался в Москве и не без моей помощи. Посмотрим, как будет в следующий раз. Разберемся, когда столкнемся.
Вот на этой высокой ноте я и задремал. Когда проснулся, нам ненавязчиво рекомендовали пристегнуться, потому что самолет заходил на посадку. Палмер Шанс уже вернул мне мой указательный палец и тихо похрапывал, высунув розовый с черными крапинками носик из рюкзачка.
— Всю дорогу проспал, — похвасталась соседка. — А вы, наверное, очень хороший человек, собаки это чувствуют.
— Хотелось бы, — вздохнул я.
Получив приглашение, пассажиры гуськом потянулись из салона. Лично мне спешить было некуда, поэтому я шел последним.
Пробормотав обязательное: «Спасибо, до свидания», вдруг резко затормозил у стоящей на выходе стюардессы Надежды и молвил робко:
— Я тут хотел спросить, не могу ли я…
— Можете. — Достала из кармана форменного жилета листик бумаги и протянула мне: — Буду рада, если позвоните.
Телефон в кармашке сумки закурлыкал, когда такси подъезжало к Речному вокзалу.
— Да.
— Станислав Александрович? — вкрадчиво поинтересовались на той стороне Вселенной.
— Он самый.
— Вас беспокоят из зубоврачебной клиники, — голос собеседника просто исходил конспирацией. Дантист, блин, в штатском. — Напоминаю, что вы записаны на одиннадцать часов завтрашнего дня.
— Большое вам спасибо, — с невыразимой вежливостью ответил я, — обязательно буду.
— Тогда до завтра.
— До завтра.
Не успел я вернуть трубку на место, как запиликал второй телефон, в нагрудном кармане.
— Стас?
— Привет, Саня.
— Как сам?
— Более или менее.
— Когда вернешься?
— Уже здесь, час как приземлился. Что у вас нового?
— Ты был прав, к нашей девушке приезжали гости. Не застали ее и расстроились.
— Сильно расстроились?
— Можно сказать, смертельно.
— Неужели все?
— Один до сих пор у нас гостит. Что прикажешь с ним делать?
— Завтра загляну после обеда, пообщаюсь.
— Почему не с утра?
— Не могу, с одиннадцати до часу у меня по плану подвиг.
— А перенести нельзя? Уж больно человек тоскует.
— Никак.
— Тогда пока.
— Тебе того же.
Завтрашнее посещение дантиста пропустить я не мог, даже при самом горячем желании. Хотя, какого, к черту, дантиста. Давно уже не испытываю зубной боли, потому что у меня просто нет зубов. Имеется в виду, своих. В восемьдесят девятом мне выбили их одни добрые люди в Средней Азии. Все до единого. С тех пор пользуюсь керамическими клыками.
Просто Родина-мать в лице нынешнего куратора забила мне на завтра стрелку. И попробовал бы я не прийти.
— Вынужден заметить, уважаемый Станислав Александрович, что вы обязаны являться на встречи одетым соответственно, — голос куратора выражал легкое неодобрение, приправленное едва улавливаемым корпоративным презрением менеджера, вынужденного воспитывать подгулявшего сантехника.
— Виноват, приму к сведению, — повинно склонив голову, проблеял я, — в следующий раз обязательно приду во фраке, цилиндре и сапогах со шпорами.
— Призываю вас отнестись к моим словам с максимальной серьезностью.
— Уже отнесся. Слушаю вас как можно внимательно.
Тишина. Юный дятел из Центра, надев на личико державную озабоченность, взял паузу, как народный артист Каракалпакии в роли третьего стражника с правого боку. Одетый «соответственно», застегнутый на все пуговицы, с несмываемой печатью государственника на высоком лбу. Куратор, блин! Почтальон Печкин, озабоченный задачей донести до меня мудрые приказы руководства, выслушать мои соображения и тут же о них забыть. Менеджер, тудыть его в капусту! Буратино очкастый!
Два года назад покинул службу мой старый куратор, сам в прошлом опер не из последних. С ним можно было посоветоваться, поспорить при случае и даже выпить водки, если уж так приперло. На смену ему прислали вот это чудо в перьях. Важный, блин, как директор вагона-ресторана. За все лезет поболеть душой, ни за что конкретно не отвечает. Любимая фраза: «Я проинформирую руководство, вас известят».