Книга Голоса лета - Розамунда Пилчер

— Джеральд.

— Извини за беспокойство. Я ненадолго. Пойдем посидим в машине.

Он поведал Ивэну печальную историю и показал ему второе письмо. Ивэн стал читать его. Джеральд заметил, что при этом он стиснул в кулак лежащую на коленях руку, да так сильно, что побелели костяшки пальцев. Отреагировал он так же, как и Джеральд. Произнес:

— Боже мой.

— Дело дрянь, — сказал Джеральд. — Но теперь я, по крайней мере, знаю, что это чистейшая ложь.

— Рад это слышать, — сухо отозвался Ивэн. — Какая гадость. Говоришь, Габриэла прочитала письмо в Лондоне и привезла его с собой?! Она, наверно, решила, что я гнусный тип.

— Она знает, что в письме нет ни слова правды. Я сам ей это сказал, и у меня создалось впечатление, что она охотно мне поверила.

— Ты же не думаешь, что это Мэй?

Джеральд пожал плечами.

— Отправлено из Труро в среду. Тот же формат.

— Джеральд, я не верю, что это Мэй.

— А кто, старина?

— Ты не думаешь?.. Эта мысль пришла мне в голову, когда я увидел первое письмо, просто я ничего не сказал тогда. Ты не думаешь, что это, возможно, творчество Друзиллы?

— Друзиллы?

— Да, Друзиллы.

— А зачем ей это? Зачем бы она стала сочинять лживые анонимные письма?

— Не знаю. Разве что… — Ивэн несколько смутился. — В общем, после того как я помог ей, нашел жилье, она как-то вечером пришла ко мне и в недвусмысленных выражениях дала понять, что крайне мне признательна и готова любым путем отплатить за оказанную услугу. Но это не имело никакого отношения к любви. Просто деловое предложение.

— И ты принял ее предложение?

— Конечно нет. Я ее поблагодарил, сказал, что она ничего мне не должна, и отправил домой. Она не обиделась. — Он подумал немного и добавил: — Вроде бы.

— Друзилла способна написать что-то подобное?

— Она — странная женщина. Не могу сказать. Я ее не знаю. Никто из нас ее не знает. Мы ничего не знаем ни о ее прошлом, ни о ее интересах. Женщина-загадка.

— Согласен. Но зачем ей обижать Сильвию?

— Понятия не имею. Мне кажется, Сильвия ей не очень симпатична, но ведь это не повод посылать бедной женщине анонимные письма. К тому же Друзилла не является ярой сторонницей трезвого образа жизни. Сама порой не прочь выпить.

Джеральд поразмыслил над его словами.

— Ивэн, то письмо было отправлено из Труро в среду. Друзилла дальше деревни никуда не выбирается. С ребенком в коляске далеко не уедешь. В Труро она не была.

— Она могла попросить Мэй отправить письмо. Они по-своему неплохо ладят. Мэй иногда привозит ей что-нибудь из Труро для Джошуа. То, что Друзилла не может купить в деревне. Так что она вполне могла бы по ее просьбе отправить и письмо.

Казалось, все абсолютно логично. И невероятно, ужасно. Джеральд жалел, что он, как Ева, не может хотя бы на время выбросить из головы эти гнусные письма.

— Что же делать? — спросил Ивэн.

— Я предложил Габриэле связаться с Алеком, но она воспротивилась. Не хочет волновать отца. К тому же ко вторнику он все равно будет здесь.

— Джеральд, нам нужно как-то уладить это дело до его приезда.

— Как?

— Может, обратимся в полицию?

— А если это и в самом деле Мэй?

— Да, пожалуй, ты прав, — не сразу ответил Ивэн.

— Давай пока подождем.

Ивэн улыбнулся отчиму.

— Не похоже это на тебя, Джеральд. Тянешь время. Мне казалось, моряки всегда на пять минут впереди.

— Так и есть.

— «Трудное можно сделать сразу, достижение невозможного требует немного больше времени».

— Не цитируй мне мои слова. Не исключено, что это и есть то самое невозможное, на которое требуется немного больше времени. Когда ты будешь дома, Ивэн?

— Наверно, возьму отгул на полдня, приеду к обеду. Тебе, я вижу, моральная поддержка не помешает. — Он выбрался из машины, захлопнул за собой дверцу. — До встречи.

Сердце Джеральда наполнилось любовью и благодарностью к пасынку. Он смотрел ему вслед. Когда Ивэн скрылся в своей мастерской, Джеральд завел мотор и поехал в Тременхир.

— Поначалу было вполне терпимо. Не так плохо, как я думала. Виргиния прекрасна. У Стрика чудесный дом, стоит на обрыве над рекой Джеймс. Огромный особняк, вокруг земли немерено, зеленые пастбища для лошадей, белые дощатые заборы. Кизил, дубы. Перед домом парк с большим бассейном и теннисными кортами. Климат мягкий, солнечно, даже зимой. У меня была своя комната, огромная, с ванной. Прислуги полон дом. Кухарка, горничная, темнокожий дворецкий. Его звали Дэйвид, и он каждый день приезжал на работу в розовом «студебеккере». Даже школа, в которую определила меня мама, была вполне ничего. Школа-интернат и баснословно дорогая, наверно, потому что у всех девчонок, что там учились, насколько я могла судить, родители были такие же богатые, как Стрикленд. Вскоре они свыклись с мыслью о том, что я англичанка и у меня британский акцент. Я стала своего рода новинкой, у меня появились друзья.

Они отдыхали в саду, под тутовым деревом. Принесли с собой коврик, подушки, и теперь лежали, бок о бок, на животах, словно школьницы, делящиеся друг с другом секретами. В такой непринужденной обстановке и беседовать было легче.

— Тебе никогда не было одиноко?

— Еще как. Постоянно. Но это было странное одиночество. Частичка моего существа, которую я все время носила с собой. Только она была спрятана во мне очень глубоко. Как камень на дне пруда. То есть своей я там себя никогда не чувствовала, но мне не составляло труда вести себя так, будто я нахожусь в своей стихии.

— А когда ты была не в школе?

— Это тоже было терпимо. Они знали, что я не люблю ездить верхом, поэтому меня особо не трогали. Одиночество меня никогда не тяготило, но в доме всегда было полно народу. Друзья гостили с детьми моего возраста, всякие знакомые приходили поиграть в теннис или поплавать в бассейне. — Она улыбнулась. — Я ведь плаваю очень хорошо и даже в теннис играю, хотя и не как чемпионка.

— Габриэла, почему ты никогда не приезжала к отцу?

Габриэла отвела взгляд, выдернула пучок травы под рукой, растрепала его.

— Не знаю. Как-то не получалось. Сначала думала, что буду приезжать сюда летом и отдыхать с ним в Гленшандре. Там мы с ним были по-настоящему близки, только он и я. Он брал меня с собой на рыбалку, мы много времени проводили вместе, только он и я. Мне хотелось поехать в Гленшандру, но, когда я заговорила об этом с мамой, она сказала, что уже устроила меня в летний лагерь. Ничего не случится, если я поеду в Гленшандру не в этом году, а на следующий и так далее. Когда тебе четырнадцать, очень трудно спорить и настаивать на своем. А с моей мамой спорить практически невозможно, у нее на все готов ответ, убедит любого. В общем, я отправилась в летний лагерь. Думала, отец напишет гневное письмо, выразит свое негодование. Ничего подобного. Он сказал то же самое. Что ж, тогда на следующий год. И меня это задело. Я решила, что он, наверно, не так уж меня любит.