Книга Танец стихий - Ольга Коротаева

– У меня больше нет чувств, Мел, – спокойно отозвался Роже. – Я не злюсь, я не чувствую боли, обиды, разочарования и… любви.

– Ты словно ходячий мертвец, – потрясение было слишком большим: в глазах заплясали разноцветные пятна.

– Но я все еще жду, когда тебя приведут ко мне, – спокойно проронил анах и, не оглядываясь, пошел прочь, оставив меня на холодном берегу: я стояла на коленях, прижимая руки к груди.

– Угрожаешь? – деревянным голосом спросила я.

– Предупреждаю, что эта ночь ничего не меняет, – хладнокровно уточнил Роже, не оглядываясь и не снижая темп шагов. – Дело все еще остается незаконченным.

Затем он просто исчез: это у него всегда хорошо получалось, горько усмехнулась я.

– Мел? – донесся до меня встревоженный голос Ллера, потом появился и он сам. Увидев меня, все еще стоявшую на коленях, маг зажмурился и для верности прикрыл глаза рукой: – Ой! Не думал, что ты любительница купаться голышом. Будь добра, девочка, оденься, не соблазняй старого цвака…

Я вздрогнула, словно от удара хлыстом, и торопливо стала натягивать на себя черное платье:

– Я просто не ожидала, что ты пойдешь за мной, – стуча зубами, прошептала я.

– Не знаю, – цвак пожал плечами и опустил руку, – меня посетило странное предчувствие, потом я понял, что ты овладела еще одной стихией, потом… нечто еще более странное.

Потом овладели мной, грустно улыбнулась я, чувствуя себя почему-то очень грязной.

– Ой, – цвак разглядел прорехи на платье. – Ты что тут, с краками[19] дралась?

– Какой ты догадливый, – фыркнула я, старательно прижимая к груди слишком глубокое декольте, бывшее некогда воротом.

– Ничего мне не хочешь рассказать? – вдруг глухо спросил Ллер.

– Пока нет, – решительно ответила я, – а вот спросить хотела бы…

Цвак присел рядом, всем своим видом выражая готовность поделиться всем, что сам знает. Я благодарно улыбнулась магу и, осторожно подбирая слова, спросила:

– Как существо может стать мицаром? Став мицаром, существо еще живет? Кто такой – мицар? Или – что?

– Грамотно, – печально покачал головой цвак. – А ты знаешь, что в правильно заданном вопросе уже есть готовый ответ? Вот с тобой сейчас та же ситуация…

– Объясни, – жалобно протянула я.

Цвак вздохнул, но соизволил ответить:

– Существо, которое стремится стать мицаром, должно пройти путь инициации. Это долгий и сложный процесс, на который отважится не каждый. Да и не каждый пройдет его до конца… может, один из тысячи самых-самых сильных. Но став мицаром, существо… нет, не то чтобы погибает, но лишается всех живых реакций. Они просто не могут больше находиться в столь сильном существе, сгорая еще при инициации. Попросту говоря, магия заполняет существо настолько, что там не остается места даже для него самого. Можно сказать, что это высшее проявление мага… хотя, лично мне никогда не хотелось пройти по этому сложному пути.

Я потрясенно молчала, переваривая услышанное. Выходит, Роже сам себя обрек на такую долю? И все это для того, чтобы убить в себе боль, которую я ему якобы причинила? Насколько должен быть эгоцентричен анах, чтобы пойти на такое, ведь из-за этого решения вся Кеприя потом встала на уши… да с тех пор так и не может принять свое нормальное положение. Если только… он и сам не подозревал, что сможет.

– Ллер, – звенящим от подозрения голосом спросила я, – а что происходит с существом, которое решилось на такую экзекуцию, но попросту не сдюжило?

Цвак посмотрел на меня так, что я поперхнулась:

– Ты уверена, что хочешь это знать?

– Теперь да, – я испуганно сжалась. – Ты разжег мое любопытство…

– Женщины, – пожаловался небу маг: звезды загадочно мерцали в ответ, ведь большинство из них тоже женского рода. – Ну, если опустить кучу подробностей вроде расчленения трупов и луж крови, то зарвавшегося, но не справившегося поглощает его же магия без остатка.

– То есть, финал один, – утвердительно кивнула я.

– Но есть нюансы, – отрицательно покачал головой цвак. – В первом случае – мицар с памятью и личностью существа, но без чувств, во втором – кучка жалких останков без признаков жизни.

– Я и говорю – один, – упрямо повторила я. – Какая радость не жить полной жизнью, а существовать в качестве холодного сосуда для силы?

– Но жизнь-то в этом случае сохраняется, – растерянно промолвил маг, – пусть и в некотором роде ущербная, но зато не в пример другим долгая. К тому же все теперь мицару подвластно, любые его прихоти исполняются… если они, конечно, в пределах этого мира.

– Но какой толк от исполнения, если нет желаний? – недоумевала я. – А если вдруг что-то исполнится из живого состояния, то все равно не сможешь порадоваться его исполнению. И зачем тогда власть… интересно, все мицары повелевают миром, или это Роже такой оригинальный? Им же все до лампочки должно быть.

– В легендах мицары все владели миром, это неотъемлемая часть инициации. – Тут Ллер задумался: – Если посудить, то это единственное, что им остается делать. На что еще тратить время, если и так все удается? Ты права – желаний уже нет. Но остаются намерения, которые требуют исполнения, как неиспользованные сгустки магии. А мицар физически не может просто откинуть их, он должен использовать даже крохи своей новообретенной силы. Поэтому, даже если ему уже давно все равно, как будет происходить развитие мира, допустим, он все равно будет действовать так, как хотел. Этот дар одновременно и страшное проклятие.

– Ладно, – взмолилась я, прижимая платье. – Хватит страшилок на ночь. Только последнее хочу уточнить: если мицару действительно все равно, он скажет своим ищейкам, где находится жертва, если узнает, где она скрывается?

Цвак вздрогнул и внимательно посмотрел на меня:

– Нет, – нахмурившись, протянул он. – Ему это ни к чему: он дал приказ, пусть его другие и исполняют. По шее потом им даст за то, что справился бы сам быстрее.

Он поколебался немного, но все-таки ничего не спросил, за что я была очень благодарна цваку. Ходить в разодранном платье очень некомфортно, поэтому я решила провести небольшой эксперимент: подошла к океану и опустила в воду руки. Волна лизнула меня, словно пес любимую хозяйку.

Быстрая волна шлепнула ладонью о берег, окатывая кружевами пены, которая оставляла на коже блестящие капельки своих поцелуев. Мгновение, и я была уже облачена в тонкую прозрачную тунику до пят. Легкая ткань колебалась на ветру, переливаясь всеми оттенками синего и серого. Ллер крякнул в кулак и отвернулся, пряча смущение: ткань вышла уж слишком прозрачной.