Книга Любовница группенфюрера - Элли Мидвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушаюсь, герр группенфюрер!
Позже той ночью, когда я забралась под одеяло к Генриху, он притянул меня к себе и зарылся лицом мне в волосы.
— То, что ты сделала сегодня было очень храброй идеей. Но прошу тебя, никогда больше так не рискуй, ладно? У меня чуть сердце не остановилось, когда он вынул пистолет.
— Подумаешь, погибла бы там, где мне и место, — пошутила я.
Он не рассмеялся, только спросил позже, не страшно ли мне было. Нет, совсем не страшно. Но кроме того, чтобы спасти тех женщин, у меня был другой, скрытый мотив, о котором я не хотела ему говорить. Я хотела, чтобы доктор Кальтенбруннер своими глазами увидел, насколько необоснованной и жутко глупой была вся эта расовая теория, которую его партия так усиленно вбивала ему в голову все эти годы, и заставить его наконец начать смотреть правде в глаза и задавать себе вопросы, которые партия строго запрещала задавать.
Они внушили ему, что нацистская идеология была непоколебима и единственно правильная, и он научился убивать во имя этой идеологии. Этим утром я пообещала себе, что изменю его, научу его снова быть хорошим, потому что искренне верила, что не всё ещё было для него потеряно. Он не был убийцей, как Гейдрих; просто не знал, что можно жить как-то по-другому. Он был как один из тех детей, что прыгают с моста в середину реки, рискуя разбиться о камни или утонуть, но спроси его, зачем он прыгает, и он не сможет ничего ответить. «Все прыгнули, и я прыгнул». Не знаю, почему для меня это было так важно, но я отчаянно хотела спасти его от этих других детей, пока они не утащили его с собой на самое дно.
Берлин, июнь 1943
— Доброе утро, герр группенфюрер. — Я улыбнулась своему начальнику, как только он вошёл в приёмную. — Хотите кофе?
— Я хочу шампанского, моя дорогая. И с сегодняшнего дня прошу вас обращаться ко мне «герр обергруппенфюрер».
Хоть он и пытался скрыть улыбку, было заметно, как ему льстило его последнее повышение.
— Правда? Примите мои поздравления!
Пять минут спустя, когда мы подняли свои бокалы в тосте в его кабинете, доктор Кальтенбруннер сказал:
— Этим повышением я обязан вам, фрау Фридманн. Не знаю, что бы я без вас делал. Фюрер остался весьма доволен тем, как мы справились с ситуацией в гетто. Я знаю, что нам всем пришлось нелегко за последние несколько месяцев, и хочу вас особо поблагодарить, что вы с таким ангельским терпением мирились со мной всё это время. Лучшего помощника я и пожелать бы не смог, даже несмотря на вашу проеврейскую пропаганду и периодические выговоры в мой адрес.
— Рада слышать, что они хотя бы доходят до ваших ушей. — Ухмыльнулась я и тронула его бокал своим.
— Вы — невозможная женщина, вы это знаете? Любую другую я бы уже давно уволил за подобные речи.
— Что же меня не увольняете?
— Потому что со мной ещё ни один человек в таком тоне не смел говорить. Ни один мужчина. Даже сам рейхсфюрер. Вы же…вы ничего и никого не боитесь. Меня это в вас восхищает.
Не боялась? Тут он сильно ошибался. Я очень даже боялась многих вещей, одной из которых было ещё одно анонимное письмо, четвёртое по счёту, с одной короткой фразой на белом листе бумаги: «Конец тебе. Р». Это письмо, однако, было доставлено прямиком в офис РСХА вместо моего дома. Доктор Кальтенбруннер был в Вене по делам, а потому я немедленно отнесла записку группенфюреру Мюллеру. Я и так уже знала, что никаких отпечатков на ней не найдут, как и на остальных, но всё же надеялась на чудо, ожидая в приёмной Мюллера. Тот только качал головой, повторяя:
— Сопротивление, говорю вам. Одного только я не могу понять: зачем им вы лично?
Я пожала плечами, искренне не зная, что ему ответить. Мюллер слегка сощурил глаза, пристально меня разглядывая.
— Это определённо не из-за вашей работы. Вы всего лишь одна из секретарей. А это, — шеф гестапо поднял записку со стола. — Это личное. Это похоже на вендетту. Только вендетту за что, этого я понять не могу без вашей помощи.
— Поверьте, я бы больше всего на свете хотела вам помочь, герр группенфюрер. Но я и вправду не знаю, кто и почему хочет мне навредить.
— Чем быстрее вы найдёте ответ на этот вопрос, тем лучше, фрау Фридманн. Это в ваших же интересах.
— Так вот какая она в жизни, красавица Аннализа.
Я подняла глаза от стола доктора Кальтенбруннера, на котором я раскладывала бумаги, и увидела улыбающегося офицера, стоящего в дверях со скрещенными на груди руками. Он был очень высоким, почти такого же роста, как сам доктор Кальтенбруннер, и крепкого сложения. Длинный, глубокий шрам пересекал левую сторону его лица, от подбородка до самого уха, но кроме этого, он был довольно неплох собой.
— Я прошу прощения? — Я сдвинула брови на непрошеного гостя, который вёл себя как дома в чужом кабинете, да ещё и решил завести со мной знакомство с такой фамильярной ноты. Откуда, хотя, он знал моё имя?
— Я наконец-то увидел вас своими глазами. Вы ещё красивее, чем на фотографии.
Я заметила, что он говорил с таким же мягким, переливчатым акцентом, как и доктор Кальтенбруннер.
— Вам нельзя здесь находиться. Пожалуйста, пройдите в приёмную и ждите герра обергруппенфюрера там.
— И такая же боевая, как он рассказывал. — Улыбка офицера стала ещё шире. — Не волнуйтесь, он не станет сердиться. Мы близкие друзья.
— Почему я тогда вас здесь никогда не видела? — Я подошла к нему так близко, что он был вынужден отступить назад, чем я воспользовалась и закрыла за собой дверь в кабинет. — Присаживайтесь и ждите вон там. Герр обергруппенфюрер скоро вернётся.
Я готова была убить Георга за то, что он оставил приёмную без присмотра, хоть я и была в соседней комнате. Потому что вот что случается, когда кто-то отлучается не по делу: странные люди начинают разгуливать, как у себя дома. Офицер тем временем послушно сел на один из стульев у стены и подпёр голову кулаком, по-прежнему с любопытством меня разглядывая. Он просидел не шевелясь, пока не вернулся Георг и не спросил, на сколько ему было назначено с герром обергруппенфюрером.
— А мне не назначено. Он велел мне прийти к нему, как только я вернусь в Берлин. Меня зовут Отто Скорцени.
Я ни разу не слышала, чтобы обергруппенфюрер Кальтенбруннер упоминал это имя, хотя может они знали друг друга из Австрии; моя догадка подтвердилась, когда мой шеф вошёл в приёмную и поприветствовал визитёра тёплой улыбкой, сразу же заключив его в объятия, после чего оба проследовали в его кабинет.
— Фрау Фридманн, будьте добры, сделайте нам обоим кофе и отмените все мои дальнейшие встречи, — сказал доктор Кальтенбруннер, прежде чем закрыть за собой дверь.
Когда я вошла туда чуть позже с небольшим серебряным подносом, оба австрийца сразу же оборвали свой разговор и молча за мной наблюдали, пока я наливала им кофе. «Заговорщики,» немедленно окрестила я их в уме и спросила, не нужно ли им было ещё чего. После того, как мой шеф отрицательно покачал головой и поблагодарил меня за кофе, я вернулась обратно за свой стол, думая, о чём они таком секретном могли разговаривать.