Книга Пациент особой клиники - Себастьян Фитцек

Самое интересное заключалось в том, что Трамниц никуда не ушел. Совсем наоборот! Как и боль, его присутствие стало еще явственнее, что выразилось, в частности, в использовании им бессознательного состояния Тилля для того, чтобы смыть в ванной комнате кровь с рук и лица. Теперь он выглядел посвежевшим и даже более сильным. Нависая над кроватью, на которой Беркхофф теперь снова лежал, он стал наклоняться к Тиллю все ниже и ниже, пока чуть было не коснулся губами его губ.

– Ладно, малыш, ты меня убедил, – выдохнул он. – Так и быть, я оставлю тебя в живых.

– Зачем? – вырвалось у Тилля первое, что пришло ему в голову.

Ответ прозвучал в мозгу сам собой: «Чтобы мучить и меня тоже».

Такое было весьма логичным.

«Он собирается подпитываться моим страхом и печалью», – решил Тилль.

И тут, словно в подтверждение догадки Беркхоффа, Трамниц заявил:

– Потому что ты меня заинтриговал.

Затем психопат нагнулся и поцеловал его в лоб. При этом от омерзения у Тилля на мгновение даже прошла боль в голове.

«Чем заинтриговал? – подумал Тилль. – Сколько страданий может вытерпеть один человек?»

Трамниц снова выпрямился и сделал шаг назад, заложив руки за спину и задумчиво наморщив лоб.

– Мне следует немного поторопиться, – заявил он. – Я и так слишком долго у тебя пробыл. Через пять минут ко мне должны прийти, и к тому времени я должен быть в своей палате. Поэтому пока остановимся на том, что на этот раз ты не солгал и тебя действительно зовут Тилль Беркхофф, что ты отец Макса, этого симпатичного сорванца, которому отведена главная роль в моем последнем дневнике.

От этих слов желудок Тилля судорожно сжался.

– Тогда получается, что ты проделал долгий путь, – продолжал излагать свою мысль Трамниц. – Тебе пришлось кое-что испытать, чтобы добраться до меня. Осталось только решить последний вопрос. И вопрос этот звучит так: сможешь ли ты пройти свой путь до конца?

– Я… я… – снова начал заикаться Беркхофф, ненавидя себя за это. – Я не понимаю.

И такое его заявление было вполне понятно: ведь вопрос заключался в том, можно ли вообще проследить ход мыслей больного убийцы.

Это явно исключалось, когда в голове у Тилля продолжал работать отбойный молоток.

– У меня состоялась беседа, назовем это таким словом, с небезызвестным доктором Фридером, – заявил Трамниц.

Фамилия врача показалась Тиллю знакомой, и после короткого раздумья он вспомнил, о ком говорил Трамниц.

– Хирургом?

– Да, точно, с этим алкашом. Так вот, он умолял меня сделать одолжение и признаться в своих грехах. Не ему, нет.

– А кому?

– Он попросил меня рассказать родителям о том, что я сделал с их пропавшими детьми, и, как бы это выразить поточнее… В общем, он нашел более убедительные аргументы, чем ты, для того, чтобы заставить меня прислушаться к его просьбе.

С этими словами Трамниц потрогал пластырь, закрывавший послеоперационную рану, чем и воспользовался Беркхофф.

– Ты хочешь рассказать мне, что случилось с Максом? – спросил он и подумал: «О том, что ты с ним сделал? Где я найду его тело?»

В такое трудно было поверить, и Тилль уточнил:

– Добровольно?

– Еще лучше, – ухмыльнулся Трамниц. – Давай сыграем с тобой в одну логическую игру. Допустим, я поверил, что тебя действительно зовут Тилль Беркхофф и что ты отец маленького Макса. Теперь ты задаешь себе следующий вопрос: «Как далеко ты готов пойти? Что ты готов будешь сделать, если я прямо здесь и сейчас скажу тебе, что все еще сохраняется пусть небольшой, пусть даже совсем крошечный, но все же шанс?»

– Шанс? В чем? – прошептал Тилль.

– Как «в чем»? Да в том, что твой сын все еще жив!

Глава 48

От такого заявления у Тилля отвисла челюсть. На большее он просто был не способен. Ну, если только жалобно застонать.

«Жив?» – мысленно переспросил Беркхофф, не поверив своим ушам.

Такое слово давно не входило в его лексикон, во всяком случае, по отношению к сыну или относительно себя самого. Все его существо противилось этому, пытаясь не дать проникнуть отравленной стреле в глубины сознания, но ее зазубрины уже сделали свое дело.

«Он лжет, – пронеслось в голове у Тилля. – Конечно, лжет. Он просто хочет меня помучить».

Скорее отвечая подобным мыслям, чем желая прояснить ситуацию, он спросил:

– Как такое может быть? Макс уже год…

– Как пропал? Эй, я же сказал, что вероятность того, что он жив, крайне мала, ведь меня уже давно держат взаперти. Поэтому ручаться ни за что не могу. Тем не менее микроскопический шанс того, что он еще дышит, сохраняется.

С этими словами Трамниц подошел к окну и, глядя с высоты этого последнего этажа на мир, раскинувшийся по ту сторону стен клиники, снова спросил:

– Итак, как далеко ты готов зайти, чтобы узнать, говорю ли я правду? Однако прежде, чем что-то сказать, Тилль Беркхофф, он же отец Макса, хорошенько подумай. Да, и советую не лгать мне!

Затем Трамниц обернулся и в упор посмотрел на Тилля. При этом с его симпатичного лица исчез любой намек на дружелюбное выражение.

– Стоит мне только заметить, что ты снова меня обманываешь, а я, поверь на слово, хорошо умею читать по лицам людей, когда они говорят неправду, можешь забыть про этот разговор. Более того, я подниму тревогу и заявлю врачам, что ты без всякой на то причины разбил мне лицо и срезал ноготь с моего пальца.

Услышав такое, Тилль с трудом проглотил подступивший к горлу комок.

– Не трудно представить, что произойдет дальше, – развивал свою мысль Трамниц.

«Они нас разлучат», – подумал Тилль.

– В результате все шансы, что ты когда-нибудь снова окажешься рядом со мной, исчезнут.

«Причем навсегда», – мысленно согласился с ним Беркхофф.

Одновременно он никак не мог решить, что в результате произойдет – будет ли это означать избавление от мук или окончательный конец всем надеждам? Был ли вообще смысл в том, чтобы продолжать столь странный разговор? Может быть, Скания был прав, утверждая, что его совсем непродуманный план с самого начала означал дорогу в никуда?

– Итак, я задаю вопрос: на какой поступок ты готов решиться, чтобы узнать, что на самом деле произошло с твоим сыном? – спросил Трамниц.

«Насколько далеко я готов зайти?» – мысленно перефразировал его вопрос Беркхофф и, не задумываясь, ответил:

– Я бы отдал за это свою жизнь.

– О, в этом нет необходимости. Существует гораздо более простой способ добраться до истины.

– А кто даст гарантию в том, что ты мне не наврешь?