Книга Экзамен. Дивертисмент - Хулио Кортасар

– Наверное, тебе следует изгнать злых духов, словом, предпринять что-то в этом роде, – сказала Клара. – Абель не стоит у тебя на пути, а если бы и стоял, что ты можешь с ним сделать?

– Я ношу пистолет не из-за Абеля, – сказал Андрес. – Но я всегда могу дать его Хуану в нужный момент. Я думаю, ты права, я бы не смог защитить тебя.

– И никто бы не смог, – сказала Клара. – Во всяком случае, при помощи пистолета.

– Это хорошо, что ты не веришь в защиту, – сказал Андрес. – Но ни в коем случае не забывай и о нападении.

– А, – сказала Клара почти с нежностью. – Все это… – она обвела рукой сложенные в углу портреты, туман в глубине, плитчатый пол, по которому проскользнул черный комок, – вряд ли я смогу это забыть. Все против нас, Андрес.

Хуан издали делал им знаки, что-то говорил репортер. Клара, глядя в пол, пошла по галерее.

– Это бесполезно, и тебе бы ничего не дало, – проговорила она голосом, который показался Андресу давним, из той поры, когда она с ним не разговаривала таким голосом. – Но хочу, чтобы ты знал: я очень жалею.

– Клара, – сказал Андрес.

– Ты хорошо знаешь, как я тебя люблю. Я не раскаиваюсь, что ушла к нему. Но если разобраться, мне больно оттого, что ты и он – не один человек или что я не могу быть сразу двумя.

– Пожалуйста, – сказал Андрес, – так хорошо. Не говори больше ничего.

– Нет, вовсе не хорошо, – сказала Клара. – Ничего хорошего. Все как обычно.

– Не жалей, – сказал Андрес. – Главное, ни о чем не жалей.

– Дай мне, по крайней мере, пожалеть о себе, – сказала Клара.

– Помешать твоим чувствам я не могу, – сказал он. – Но о том, что ты будешь испытывать такие чувства, я и мечтать не мог, когда —

– По крайней мере, теперь ты знаешь, что я жалею, – сказала Клара. – Никогда в жизни я не говорила большей правды, чем сейчас.

Они уже подошли к дверям: в ушах стоял гам, перед глазами мельтешили фигуры.

– Спасибо тебе, – сказал Андрес. – Только не размягчайся чересчур в доброте. Зачем жалеть, если все не так уж плохо,

какая ужасная ваза —

знаешь, это все равно что обрекать себя —

потерять право каждое утро по своему вкусу выбирать,

что ты наденешь на себя, какой мотивчик станешь насвистывать, какую книгу прочтешь —

нет, только не это. Глаза – у самого лица – любимая —

не твоя вина, что я стал немного твоей тенью, твоим отзвуком, —

судно, когда плывет, всегда рассекает волны, смотри,

как красиво —

– Ты – добрый, – сказала Клара и улыбнулась.

– И еще одно, – сказал Андрес. – Думаю, это действительно была крыса.

Смотрители сложили листки со списками, и один из них понес их в деканат, будто —

но все прекрасно знали, что деканат был —

– Невероятно, как разрастается культура, – сказал репортер, расчищая место на скамейке, чтобы одна из близняшек тоже отдохнула немного. – Нас уже больше тридцати.

– А какая духота, – сказала рыженькая. (Свет погас. Снова зажегся.)

– Без четверти девять, – сказал Хуан, словно это было очень важно, и снова углубился в тетрадь.

– Поэтическое вдохновение овладело, – сказал репортер. – Ой, Андрес, действительно, мне надо бы в редакцию. Я думаю, несложно будет добраться на —

С запада донеслось несколько взрывов, один за другим, приглушенных расстоянием, странно, что звук пробежал по земле вроде той крысы, что недавно —

– Раз уж ты тут, оставайся и составь мне компанию, пока эти будут сдавать свой славный экзамен, – сказал Андрес.

– Его отложат, – сказал репортер. – Обрати внимание, никто не заинтересован ни в каком обучении. В то время как – погляди на юного Мигелетти – он просто, как фагоцит, пожирает тезисы лекций, кем-то усердно записанные, —

а я пиˊсать на них хотел —

(В полной темноте. От рыженькой пахло хвойным мылом, спичками.)

– Туалетное мыло «Фиат-люкс», – сказал ей репортер, понюхав прежде ее шею. – Подруга, у вас потрясающе душистая кожа. Не отодвигайтесь от меня, пока воздух бьет в нос миазмами.

– Бьет в нос чем? – спросила рыженькая так, словно спрашивать ей не хотелось.

– Миазмами, – сказал Андрес. – Их приносит ветер и бьет ими в нос. Но Клара имеет обыкновение носить в своей модной сумочке одеколон.

– Для пользы дела, – сказала Клара, нашаривая в сумочке флакон. «Да, это была крыса, – подумала она. – Скатилась по лестнице и теперь, наверное, бегает по нижнему этажу, а там люди, я слышала их голоса —»

Все продолжали толпиться вблизи деканата —

но все знали, что деканат, —

и только близняшки вышли на галерею, чтобы еще раз

проглядеть тезисы, и искали место, где посветлее.

– Хороший одеколон, – говорил репортер, слегка смачивая им волосы. – Настоящая мирра Аравийская.

Свет понемногу становился ярче. Хуан спрятал тетрадь в карман пиджака и указал на деканат.

– Вон, – сказал он. – Смывается.

Вышли смотрители, а между ними низенький смуглый человек шел, заложив руки за спину (и при этом крутил большими пальцами), шел, словно под защитой смотрителей, —

которые расчищали себе дорогу зычными «позвольте!», и юный Мигелетти поздоровался с профессором, а профессор не поздоровался с юным Мигелетти —

все трое дошли до галереи и захлопнули за собою дверь.

– Мелкие подлецы ищут защиты у властей предержащих, – сказал Хуан. – Дольше это длиться не может.

– Как убивает ожидание, – сказала Стелла, вынимая изо рта пушинку. – По-моему, я даже заснула. Какая жесткая скамейка.

– Бедняжка, – сказал Андрес и погладил ее. – Тебе не следовало сюда приходить.

– Почему? Раз ты пришел, то и я.

Он смотрел на нее, улыбаясь, и ничего не сказал. Дверь заскрипела, и снова появились смотрители; бросая косые взгляды на Хуана и его группу, принялись заполнять какие-то бланки. Приступая к новому бланку, они справлялись в клеенчатых тетрадях, телефонном справочнике и в книге с горящим золотом гербом на синей обложке. Один из служащих, что снимал на галерее портреты, подошел и сказал им что-то, но толстый смотритель знаком показал, что знать ничего не знает, и широко махнул рукою в сторону студентов.

– Опять идет профессор, – сказал репортер. – Что за странные, скользкие манеры у этого —

как ты его назвал, Хуан? Ах да, мелкого подлеца! Че, да он совсем зеленый.

– Может, увидел привидение, – сказала Клара.

«Крысу, – подумала она. – Наткнулся на крысу». Они видели, как он обошел группу студентов (те в углу играли в карты, используя папку вместо стола) и вошел в деканат. В деканате было темно, профессор попятился и позвал смотрителей зажечь свет. Толстый смотритель и бровью не повел, но другой со злым видом направился к двери и вошел в деканат; профессор вошел следом за ним.