Книга Любимец женщин - Себастьян Жапризо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словно мне врезали кулаком в живот. Я несильна в счете, но тут подсчитать было нетрудно. Крикнула:
- Новой чего?.. Значит, ты мне врал столько…
От ошаления и бешенства я одним махом вскочила на ноги и тем же махом вмазалась головой в этот вонючий потолок. Простонала, схватилась за голову:
- Дерьмо!..
И тут бабахнула фигня, которую я так и держала в руках. Две, три, может быть, четыре секунды я стоя, Фредерик сидя наблюдали, как этот чертов заряд мечется от стенки к стенке, испещряя чулан огненными дорожками, а потом вселенная взорвалась.
Когда я очухалась, я обнаружила, что лежу на дне спасательной шлюпки, положив голову на колени Толедо. Все тело ломит. Рядом сидит Джикс, наблюдая, как вдалеке, все удаляясь, полыхает "Пандора". Стоит жуткая тишина. От Америки до Австралии - ни единого звука, кроме плеска наших весел. За нами следом тащились еще две шлюпки. Но они были почти не видны в молочном тумане. По крайней мере для меня, стеклышки-то я ведь не захватила. Джикс меня обнял и произнес:
- Еще не вечер. Вот если б нас потопили япошки, спасатели уж точно бы не сунулись.
К полудню нас всех подобрал караван сухогрузов, плывущий в Колумбию. Там нас снабдили фуфайками и штанами, а потом пересчитали, сколько там оказалось на всех кораблях. Получилось, что в катастрофе, включая Фредерика, погибло двое. Мне сделали укол снотворного.
Вот теперь действительно конец. Вернувшись домой через Боготу, я потом еще долго отлеживалась на бортике бассейна в поместье у Джикса. У меня не обнаружилось ни единого ожога, ни одной ссадины, кроме шрама, который я заработала, добывая ракетницу. Мне было ни хорошо, ни плохо, а просто все безразлично. И теперь мне плевать: можете с этой историей делать что хотите, отпираться не стану, но знайте, что вся правда известна только вам, никому больше, даже моей подружке Рейчел Ди, торгующей сорочками "Эрроу" в Уэствуде, которая тоже здорова захапать мужика.
В сентябре начались съемки. Я даже радовалась, по крайней мере вначале. От всего напридуманного во время этого поганого путешествия осталось только название - "Губы". Я там сыграла медсестру, которая целует бравых "джи-ай" перед тем, как они отдадут концы, и находит свою малютку в тот самый миг, когда Макартур вручает ей орден. После "Губ" я снялась еще во множестве таких же слюнявых фильмиков, где без конца меняла наряды, курила модные сигареты и хихикала над плоскими шуточками. Уж лучше купил бы Джикс говорящую куклу. Она сыграла бы не хуже, чем я, да еще сэкономил бы на очках.
Джикс вскоре разжился "Пандорой-2", еще вдвое большей, чем прежняя. С тех пор как два года назад я отказалась повторить на ней кругосветку, у нас с ним строго деловые отношения. А с тех пор как я год назад вышла замуж за владельца международной сети институтов красоты, мы с ним общаемся только через моего агента. С тех пор как я два месяца назад стала вдовой, еще побогаче, чем он сам, Джикс кричит на каждом углу - специально, чтобы мне настучали, - что якобы он уже отыскал очередную платиновую кретинку, еще более убойную, чем ваша покорная слуга, и теперь сделает из нее кинозвезду.
Но я-то уж знаю, он от меня не отвяжется, пока не переберет все части тела, в конце концов увенчав афишу моей задницей. Тогда я наймусь в один из своих институтов маникюршей.
Я никто, ну ровным счетом никто. Все мое детство я очень счастливо живу с моими родителями в Йокогаме. Мой отец - очень строгий японский господин и начальник порта, а моя мать рождается в Талькауано, Чили, и она поет весь день и смеется. Мой отец говорит:
- Хватит, безмозглая женщина!
Но он тоже смеется, закрывая рот, и он самый довольный с ней, потому что она готовит вкусную еду. Вот почему мои глаза - не такие щелочки, как у моих соотечественников. В школе глупые девчонки дразнят меня Телячий Глаз, но я не сержусь, мне на это плевать и растереть.
Я учу ваш язык, и английский, и испанский, и особенно живопись, но очень скромно Когда мне исполняется семнадцать лет, мой отец соглашается с моей матерью, и я еду на год в Изящные Искусства, Париж, Франция, и живу самая довольная посреди Лувра, и Буль-Миша, и Сены, и всех этих несравненных сокровищ. Я влюблена в сокурсника из Изящных Искусств, а после - еще в одного, очень красивого, но об этом молчок. Никогда я так не веселюсь, как в Париже. Я очень грущу, потому что уезжаю и оставляю приятелей, и я плачу украдкой, когда иногда получаю открытку, но такова жизнь, разве нет?
Два года после, когда я получаю диплом по живописи, мой отец соглашается с моей матерью, и я еду на год в Мельбурн и Сидней, Австралия, практиковаться в английском языке. К великому несчастью, начинается война. Меня берут на японский корабль, чтобы вернуть домой. И бум! Нас торпедируют.
Много дней и ночей нас полным-полно людей на обломке корабля посреди океана, мы едим маленьких рыбок, которых легко брать, и пьем воду от дождя. Мы выбрасываем двух старух, трех мужчин и младенца без молока, которые умирают. И еще многим мужчинам не хватает сил, и их смывают волны. Я часто плачу в своем углу, думая о родителях, и я не сержусь, но хочу, чтобы американцы получили наказание за свое злое дело.
К счастью, у меня хорошее здоровье моей матери, чья бабушка за бабушкой еще живет в Талькауано, Чили, и насчитывает сто двадцать лет. Однажды ночью нас выбрасывает на берег, и, когда рассветает утро, я своими глазами вижу, что попала на землю с большими зелеными деревьями, но я не знаю, как они называются на вашем языке, и вместе со мной по песку разбросаны шесть моряков моей страны.
Стоит сезон пекучего солнца. Наши одежды изодраны. На мне грязное кимоно с одним только рукавом. Мои спутники в еще худших лохмотьях грустят от нашей судьбы. Я назову их имена: Йоширо, главный, Тадаши, Акиро, Нажиса, Кендзи и Кимура. Много часов им больно в тени деревьев, потом они заходят куда попало в воду, глядя на конец океана, и сотрясают кулаками, и орут нехорошие слова.
В следующее утро Йоширо зовет их всех перед собой и говорит разумно, и они собирают вместе на песке все остатки несчастного корабля, которых не хочет океан. Мы идем гуськом по пляжу в сторону, где встает солнце. Идем долго. Мы много раз находим питейную воду. Видим птиц и рыб, которых легко брать, и крабов, которые живут на земле и забираются на деревья. Не знаю, как они называются на вашем языке, но они очень вкусные в еде. Мы своими глазами не видим на пляже никого и никакого следа, что здесь когда-нибудь живет человек. Зато полным-полно огромных бамбуков, и Йоширо смеется, потому что можно построить дом для нас и ждать помощи. Он против, чтобы строить корабль, это идея Тадаши, и Кендзи, и Кимуры. Он говорит, что мы слишком далеко от другого берега, где живут наши соотечественники. Он говорит:
- Теперь мы солдаты и охраняем для нашей родины эту землю, которую нам дает судьба.
Мы идем все дальше вперед, рядом с большим океаном, и, когда снова видим своими глазами остатки несчастного корабля, сложенные в кучу на песке, солнце палит нам в спину. Так мы узнаем, что выброшены на остров размером в полдня похода на полный круг. Посреди мы не видим никакой горы, а только зеленые джунгли, где не смолкают крики птиц даже ночью.
