Книга Динамика характера. Саморегуляция при психопатологии - Дэвид Шапиро

Например, бывший пациент, больной кататонической шизофренией, с проявлениями бреда и галлюцинаций и не способный себя контролировать во время пребывания в клинике, говорит, что в течение всего этого времени у него «в голове всегда сохранялось чувство, что, в конце концов, все будет хорошо» (Angyal, 1950, р. 157).

Многие сообщения более подробны. Описывая свои ужасные ощущения в самом начале развития шизофрении, пациентка Рене говорит: «Тем не менее, я не верила, что мир должен рухнуть, в той мере, как я верила в реальные факты» (Sechehaye, 1968, р. 27).

О таком отчуждении сообщается не только в ретроспективе. Рассмотрим следующий диалог между пациентом-шизофреником, о котором упоминалось ранее, что часто ссылался на свою «президентскую работу», и его психотерапевтом[29]:

Пациент: «Я должен вам сказать… Я думаю, что под вашей личиной скрывается множество людей».

Терапевт: «Вы сказали, что вы так думаете в отношении меня».

Пациент: «Но, конечно, я не верю, что это так. Я вижу вас прямо перед собой!»

Подобные свидетельства о наличии реалистичной точки зрения во время бреда встречаются нередко. Но ни одно из них не остается неизменным. Пациенты с шизофреническим бредом, которые выполняют в клинике вспомогательную работу, как обычные люди, часто пассивно следуют указаниям, и нельзя сказать, насчет чего у них будут появляться реалистичные суждения. По этой причине пациенты с бредом часто могут примиряться со своим положением во время бреда, например, настаивая на том, что они находятся в клинике инкогнито или оказались здесь согласно особому предписанию, обусловленному специальной миссией, которую они выполняют. Например, пациент-шизофреник Энжиля «был убежден в том, что его помещение в клинику было просто еще одним испытанием, которое он должен пройти» (Angyal, 1950, р. 154). Наконец, есть некоторые шизофреники, которые вообще не проявляют никаких признаков присутствия у них «двойной бухгалтерии», не выполняют вспомогательную работу в клинике, живут как обычные люди и могут, например, убежать из города в ужасе перед своими воображаемыми преследователями. А некоторые шизофреники даже в период приема медикаментов, повышающих психическую активность, остаются вообще безучастными. Поэтому в дальнейшем при рассмотрении «двойной бухгалтерии» мы будем обращаться к двум совершенно разным видам свидетельств. Наверное, это не должно вызывать удивления; в конечном счете, мы знаем, что существует огромное разнообразие состояний шизофрении.

В концепции «двойной бухгалтерии» содержится два предположения. Согласно первому из них, наличие бреда не отражает нарушения когнитивного процесса, а является альтернативным процессом формирования идей и альтернативного отношения к внешнему миру. Наверное, это предположение можно было бы считать тривиальным, если бы оно не подкреплялось вторым предположением. В соответствии с ним такой альтернативный процесс формирования бредовых идей, по существу, совмещается с одновременным формированием более-менее обычных суждений и реалистичного отношения к внешнему миру, по крайней мере в практической жизни.

Согласно первому предположению, бред недостоверен в смысле обычного суждения. Это не ошибочная вера и не ложное суждение, как полагают многие психологи; бред вообще не имеет отношение к вере. По мнению Сасса, бред следует соотносить не с верой, а с отсроченным недоверием. Можно было бы в чем-то уточнить более важные понятия: бред отражает отсроченность обычного суждения, а вместе с ним — и его субъективного содержания. Это замечание вызывает интерес и, возможно, кое-что проясняет, ибо, как я уже отмечал ранее, он несомненно характеризует случай одержимого беспокойства или сожаления.

Когда мы слышим, что человек, страдающий одержимостью, думает о том, что дверь, которую он запер, может оказаться не запертой и что замок следует проверить еще раз, мы, конечно же, понимаем, что его мысли отражают не нарушение и не искажение когнитивного процесса, а альтернативный процесс. Обычное суждение приостанавливается, может быть, на время, и во всяком случае только в отношении данной субъективной сферы. Естественно, мы полагаем, что этот человек сохраняет способность реалистично рассуждать в других областях. Фактически, в данном случае мы можем вполне ясно описать альтернативу, то есть процесс одержимого мышления, и его связь с реальностью. Мы знаем, что одержимое беспокойство («наверное, дверь все еще открыта») отражает требования предосторожности, характерные для ригиднодобросовестной установки. Требования этой установки препятствуют нормальному взгляду на внешнюю реальность. Они препятствуют функционированию нормального когнитивного процесса или, по крайней мере, опоре на него.

Хотя эта «двойная бухгалтерия» особенно ясно видна при одержимости, по существу, она характерна для всех невротических состояний. Ее основу составляет наличие внутреннего конфликта и характерологическая защитная система. Именно наличие этого конфликта и защитной системы в основном придает речи и поведению невротичных людей хорошо заметный оттенок искусственности и неестественности[30], как, например, в случае преувеличенной боязливости истерика («Она ужасна!») или вынужденной спонтанности гипоманиакальной личности.

Защитное возвращение к доволевым типам ригидности и пассивной реактивности является ограничительной мерой и не свободно от напряжения; эти защитные типы динамики не дают целостного представления о личности. Но сама невротическая личность, как правило, не осознает расщепления между тем, как она видит себя и какой ее видят другие люди, между тем, что она думает и чувствует, и между тем, что она считает, что она думает и чувствует. В этом смысле рассматриваемые нами процессы не так уж отличаются от настоящей «двойной бухгалтерии»; это процессы не обмана, а самообмана.

Действительно, одержимая личность говорит в отношении своего беспокойства или сожаления: «Мне думается… Наверное, у меня может быть…», тогда как в бреду человека — скажем, в бреду паранойяльной личности — выражается определенность, зачастую с проявлением эмпатии. Но определенность бреда — это особый вид определенности. Это не обычное ощущение взгляда на действительность (или ее осмысления), которое приводит к суждению. Это более неотложное и более пассивное ощущение. Это открытие, которое раскрывается внезапно, часто в результате воздействия одного намека или ключа, и никогда по-настоящему не вызывает недоумения, двусмысленного отношения или разочарования.

Продуцирующий бред пациент Энжиля, вспоминая происходившее с ним несколько дней назад, «вдруг сразу понял», что он получал специально закодированные приказы от ФБР. В другом случае, когда его на улице попросили показать дорогу, он «вдруг понял, что эта встреча не случайна» (Angyal, 1950, р. 153).

Когнитивный процесс, который приводит к особому виду определенности, следует из описанной мной характерной динамики. В таких случаях паранойяльная мобилизация против внешней угрозы оказывается чрезвычайно быстрой, защитная установка — чрезвычайно ригидной, а предвзятость, препятствующая соразмерному взгляду на реальность, — чрезвычайно сильной. Элемент окружения или контекста, достаточный для стремительной безрассудной идеи, которая только того и ждет, связывается с ней, чтобы внешне себя выразить — принудительно и без сознательных усилий. Одним словом, шизофренический бред становится откровением, и его определенность — это особая определенность, присущая откровению. Наверное, лишь галлюцинация, для появления которой не нужно внешнего ключа, будет отражать еще более серьезную потерю полярности и будет возникать еще быстрее. (Этот же пациент Энжиля, вскоре после событий, о которых мы говорили, по существу, испытал слуховые галлюцинации, о которых он говорил как об «откровении».) Все это свидетельствует не только о том, что вера шизофреника в содержание своего бреда отличается от веры, присущей обычному суждению, но и о том, что она является результатом другого когнитивного процесса, отличающегося от обычного суждения. Это свидетельствует и о том, что вера в содержание бреда основывается именно на запрете обычного суждения.