Книга Страсть Клеопатры - Энн Райс

Женщина с более значительными эмоциональными потребностями просто не смогла бы этого вынести, думал Алекс. Он был бесконечно рад видеть свою мать столь безудержно счастливой. Хотя он плохо разбирался в нюансах женских аксессуаров и одежды, ему было понятно, что эти жакет с юбкой – дорогие и модные (нужно сказать, что ее гардероб сейчас был забит подобными нарядами), а это жемчужное ожерелье на ней до этого долгие годы пролежало в банке в качестве гарантии обеспечения долгов, которые теперь были все погашены. На его мать все эти хлопоты действовали благотворно. Она этого заслуживала. Она заслуживала того, чтобы гордиться собой, и ее переполняли планы различных светских мероприятий, среди которых прием по поводу помолвки Джулии, безусловно, был лишь началом.

Страдал ли сейчас его отец от своих обычных бунтарских настроений, от своих постоянных отказов признавать обязанности, возложенные на него титулом и высшим обществом? В этом ли заключалось объяснение странствий Эллиота по всей Европе? Как бы там ни было, это никак не объясняло огромных сумм денег, которые он присылал домой. Да, в своих письмах он упоминал о выигрышах в казино. А от одних старых друзей семьи пошел слух, что его видели в Баден-Бадене.

В банке ходили разговоры о нецелесообразности приобретения какой-то земли в Африке. Но при таком потоке поступающих средств никто особо не возражал против этого. По крайней мере Эдит не возражала. Она продолжала очень разумно инвестировать половину каждого из этих удивительных новых переводов с учетом того, что рано или поздно удача может отвернуться от ее мужа-игрока. И в первую очередь ей удалось осуществить капитальное восстановление их поместья.

– Несколько странно, что Джулия хочет провести все торжество на свежем воздухе, – заметила Эдит, оборачиваясь к сыну. – Сезон для этого наступит еще только через несколько недель, по меньшей мере.

У Алекса была одна догадка на этот счет, но он решил, что его матери это не касается. Джулия по-прежнему непонятным образом стеснялась того необычного превращения, которое произошло с ее глазами. И поэтому она выбирала открытый воздух, чтобы ей было проще оправдать ношение своих экстравагантных солнцезащитных очков.

– Но погода, похоже, благоприятствует нам, – сказал Алекс.

– Боюсь, что это ненадолго. Температура может упасть в любой момент. И что тогда? Раздавать всем свитера и теплые одеяла?

– В этом случае мы просто перенесем все в дом, который благодаря твоим трудам и стараниям выглядит впечатляюще.

– Ты мне льстишь, – ответила Эдит. – При достаточном финансировании с этой задачей справился бы любой. К тому же ты ведь мне тоже очень помогал.

– То, что ты сделала здесь, мама, иначе как чудом не назовешь. Настоящим прекрасным чудом.

Он оглянулся на дом. На фоне кирпичной кладки каменное обрамление вокруг эркерных окон, которому вернули его изначальный сочный красный цвет, вычищенное и обновленное, радовало глаз. Поместью Резерфордов была возвращена его былая элегантность, присущая всей архитектуре яковианской эпохи.

– Возможно, – согласилась его мать. – Но ведь ты знаешь, ради кого все это делалось, не так ли?

– Ради отца, быть может? Чтобы заманить его обратно домой?

Эдит досадливым жестом взмахнула рукой, словно отгоняя навязчивую муху:

– Ничего подобного. Я уже давно отказалась от попыток обуздать твоего отца. И прошу тебя, не считай, что я за что-то осуждаю его. Я люблю его, правда люблю. Но нас с ним по жизни несут разные течения. Как знать? Вероятно, мы живем в разных мирах. Как бы там ни было, мы, похоже, свыклись с этим положением. Я никогда не задавала ему никаких вопросов и не собираюсь делать этого и в будущем.

Эдит поднялась по ступеням. Алекс вдруг смутился от того внимания, которое его мать, оказалось, безраздельно уделяла только ему.

– Кроме того, – продолжала она, – отец изо всех сил старается заботиться о нас. Все эти деньги, которые он отсылает домой… Хоть он и утверждает, что ему внезапно начало безумно вести за игорным столом, но, видимо, это все-таки связано с каким-то его новым рисковым бизнесом.

– Понятия не имею.

– Я тоже. Но на данный момент давай просто будем ему за это благодарны. Будем надеяться, что и на этот раз он выйдет сухим из воды, как с ним всегда бывало раньше. Но при этом давай все же внесем ясность относительного одного важного момента. Что касается этого праздника, то я его устраиваю исключительно для одного-единственного человека, и этот человек – ты, мой славный мальчик. Только потому, что ты меня об этом попросил.

– Все верно, мама.

– И попросил ты меня об этом, как я догадываюсь, потому что это было важно для тебя. Потому что произошло нечто такое, что позволило тебе отпустить Джулию раз и навсегда.

– Наверное, да, мама. Наверное, это так.

– О, если ты останешься сегодня на ночь, у меня есть для тебя подарок. Это последняя запись Энрико Карузо, ария Радамеса из оперы «Аида» – мне говорили, что это звучит бесподобно. Пластинка ждет тебя в доме рядом с граммофоном.

Поразительно, но эти мягкие, сказанные с любовью слова подействовали на него как удар. Та же ария, «Божественная Аида». Опера. Каир. Он чувствует ее руку в своей руке, потом оборачивается и видит, как она, это изумительно прекрасное создание, излучающее почти сверхъестественную энергию, ускользает в соседнюю ложу. А затем она сгорает, поглощенная пламенем взрыва.

– Алекс? Все правильно, это она? «Аида»? Ведь именно эту оперу ты слушал тогда в Каире? И она тебе так понравилась?

В голосе матери чувствовалось беспокойство и вопрос. Она взяла его за плечи и развернула к себе лицом. В его глазах стояли слезы. Как непростительно. В последний раз он плакал перед матерью подобным образом, когда был еще совсем маленьким мальчиком.

– Алекс? Что с тобой? Это из-за Джулии? Но не можешь же ты на самом деле…

– Нет, мама. Она здесь ни при чем. Я уже полностью отпустил Джулию. И боль мне причиняет не она.

– Значит, есть кто-то другой?

– В некотором смысле – да.

– Алекс, я все-таки твоя мать. И выражения наподобие «в некотором смысле» в нашем общении меня не устраивают, потому что мне нужна правда.

– Да, есть кто-то другой. Точнее, была, я бы сказал. Но, кажется, и она ускользнула из моих рук.

– О, дорогой мой. Это кто-то из тех, с кем ты познакомился в той египетской поездке, о которой, кстати, ты мне почти ничего не рассказывал?

– Да.

– Что ж, понятно.

– Понятно? – удивленно переспросил Алекс и буквально отшатнулся от матери, поразившись той боли, с которой у него сжалось горло. Перед глазами все затуманилось; он так давно не плакал, что эти забытые ощущения напугали его.

Он быстро сделал шаг назад. Эдит подняла было руку, словно надеялась, что сможет вновь привлечь его к себе одним только этим жестом, и все еще стояла с поднятой рукой, когда он бросил в ее сторону стыдливый взгляд.