Книга Прости меня, если сможешь - Яна Ясная

— Ну и что ты им сказал? — невесело сощурился я.

— А что я мог им сказать? То же, что и тебе. Что я работаю. Что делаю всё возможное. Что… Дело не только в Камилле, Мэтт. Не только в том. Что она их коллега и дочь их главврача. Им надоело терять специалистов… — он с силой потер худое, уставшее лицо, словно стараясь стереть с себя собственную беспомощность.

— Как ты? — спросил Том.

— Ушиб, ожог, три ребра, магическая травма. Если бы додержали в целительском сне столько, сколько нужно — послезавтра уже был бы как новенький, а так придется восстанавливаться естественным путем. Мелочи. Могло быть гораздо хуже.

Не знаю, что конкретно он имел в виду, но обсуждать свое душевное состояние я готов не был — ограничился физическим.

— Колдовать можешь? — Том тоже предпочел не развивать тему.

— С месяц не рекомендовано. Но в случае необходимости — смогу.

— Я нанял лучшего адвоката, которого можно получить за деньги, — вдруг невпопад вставил Том. — Целители из Святого Петра готовы объявить акцию протеста, я пытаюсь договориться с властями, пока что не слишком успешно, но шансы есть, у нас еще есть время! — и это прозвучало почти с отчаянием. — Мы её вытащим, мы обязательно вытащим ее!

Он действительно очень любил мою сестру, вот только…

— А на Лизу, тебе, значит, плевать? — тихо и зло спросил я старого друга.

— За кого ты меня принимаешь? — ощерился тот. — Неужели ты думаешь, что я брошу без помощи девчонку, угодившую в беду во многом из-за меня?! Если бы не моя гениальная идея с публичным обращением… Адвокат защищает их обеих, и целители скорой отзывались о Лизе с огромным уважением, и…

— Мистер Грин, — заглянула в кабинет седовласая дама-секретарь, — звонили из приемной премьер-министра. Он сможет вас принять, но не ранее, чем через две недели…

— Да, Уна, я понял. — Он вдохнул, выдохнул, успокаиваясь, и нашел в себе силы сказать: — Это отличный результат, Уна. Я представляю, чего тебе это стоило.

Женщина улыбнулась ему ободряюще, но тут же вернулась к сдержанному деловому тону:

— У вас на это время назначена встреча с собственниками производств, которые согласны брать на работу наших подопечных, нужно согласовать изменения…

Том разговаривал со своим секретарем, а я… Я слышал всё это словно издали. Мысли, скакавшие огненными ласками по черепной коробке, вдруг замерли, и с ними замер и я, боясь упустить то, что могло оказаться шансом.

— Том, — окликнул я старого друга, когда его секретарь покинула кабинет, — скажи, а те договоренности с телевидением по поводу выступления Лизы — они что, еще в силе?

Том чертыхнулся:

— Я совсем забыл про них! Я сейчас скажу миссис Браун, она позвонит и все отменит! Спасибо что напомнил…

— Нет-нет, не надо ничего отменять, — перебил я старого боевого товарища. — Наоборот! Наоборот, пусть позвонит и обязательно напомнит, что все договоренности в силе.

— Мистер Тернер, — робко подал голос один из помощников Мэтта. — Вы представляете, что может наговорить на камеру обиженная ведьма, которая за свое доброе дело вот-вот может быть казнена?

— Да и потом, — поддержал его второй, — даже если мы сумеем убедить мисс Миллс не говорить лишнего, нам всё равно не позволят забрать ее из изолятора! Это нереально, абсолютно!

— Вот именно, — согласился я сразу с обоими. — Поэтому перед телевидением выступлю я сам. А еще… Том, дай-ка мне свой телефон! И что ты там говорил про скорую?

— Старший целитель той бригады, что забрала тебя из Уизел-холла, утром после задержания пытался увидеться с мисс Миллс. Камилла успела поделиться с ним какой-то ее идеей, сослалась на Лизу, так он на следующее утро с пачкой заключений в изолятор поскакал. Их адвокат появился там чуть позже, но ему рассказали, что целитель Кларенс не ушел, пока следователь, назначенный на дело, не поклялась, что покажет их задержанной.

— Угу, — кивнул я, набирая рабочий номер отца.

То, что рассказал Том, это было хорошо, это было очень кстати — я передумал просить отца организовать своих подчиненных на осмысленное возмущение. Следовало попросить совсем о другом.

— Здравствуй, папа. Ты не мог бы совершить небольшое должностное преступление для меня и Камиллы?

— Здравствуй, сынок. Извини, что я не был у тебя в больнице — я был немного занят…

— Я все понимаю, отец…

— Нет, думаю, нет, — перебил меня папа. — Я подаю в отставку и привожу дела в порядок. С меня хватит. Я не смог защитить много кого из своих подчиненных, но родную дочь — это перебор!

От волнения ли, от усталости, но речь его, обычно четкая и с точными формулировками, сделалась сумбурной.

— Говори, что ты хотел, сын. Я сделаю для вас всё, что смогу.

Я подобрался в кресле:

— Отец, мне нужны адреса пациентов, которых до войны у вас успешно лечили, а теперь им вынуждены отказывать. А еще мне нужны ветераны войны, те, кто получил ранения или был проклят, и кому у вас могли бы помочь — но не могут из-за запретов и ограничений…

— Я все сделаю, сынок, — отец не спросил, зачем мне это нужно. То ли и так понял, то ли был слишком плох, и держался на чистом упрямстве — и у него не было сил еще и на посторонний интерес. Я положил трубку на место и вернул аппарат хозяину. Том смотрел на меня, как на гения: с восторгом и неверием. — Чертов ты носорог! Ты этого не сделаешь?.. — Сделаю, — буднично и спокойно заверил я. — Мы сделаем.

*** — Добрый день, миссис Валлер. Я хотел бы поговорить с вами о здоровье вашей внучки.

Сухопарая дама с мрачным выражением на лице, приходящаяся Агате Бронсток, пациентке госпиталя Святого Петра, родной бабкой, молча посторонилась, пропуская меня в дом. То ли узнала меня в лицо, то ли так беспечна, что пускает в дом любых незнакомцев.

— Значит, пока речь шла о моей несчастной внучке, никого не волновала сложившаяся ситуация, — медленно заговорила миссис Валлер, выслушав, что мне надо от их семьи.

Я явно видел, как закипает в ней гнев, и молодая женщина, так и не представившаяся, мать Агаты, умоляюще заговорила:

— Мама, мама, пожалуйста, прошу тебя, не надо!

— Молчи, Аннетка! — громыхнула почтенная дама, и в голосе послышались отзвуки грома, и вся вода, что была в этом доме, в трубах, в графинах, отозвалась на ее гнев.

Пожалуй, такая могла себе позволить быть беспечной, и впустить в дом чужака, не опасаясь, что он может навредить трем беззащитным женщинам.

— Когда наша девочка болела. Когда ей раз за разом отказывали в помощи… На это всем было плевать! А теперь, когда пострадали вы сами и ваша сестра… — она задыхалась от гнева, от боли и обиды за свою семью.

Ну, что ж, я знал, что просто не будет. И я не собирался отступать.