Книга Голос крови - Зоэ Бек

– Но о таком важном деле…

Она нарочно оставила фразу недосказанной…

Фредерик поднялся и, вскочив с кровати, стал надевать штаны:

– Сейчас есть кое-что поважнее для разговоров. Эта медсестра все так и не появлялась?

Элла помотала головой:

– Нет. А там мне все никак не говорят ее фамилию. Может быть, если бы ты…

– Нет, – сказал Фредерик, затягивая брючный ремень. – Не думаю, что я буду в это вмешиваться.

Он принялся застегивать рубашку.

Элла молчала.

– Насчет Зальцбурга. Мы же и дальше можем встречаться. Наверняка я буду наездами появляться в Берлине. Или ты как-нибудь заедешь, и мы будет тайком встречаться. Хотя, впрочем, Зальцбург для этого слишком маленький город. Как ты насчет Мюнхена? Это совсем недалеко. Или Инсбрука? Нет, Инсбрук – та же деревня. Ничего, что-нибудь придумаем. А тебе, вообще, важно, чтобы мы продолжали встречаться?

Он завязывал шнурки.

Она поплотнее завернулась в одеяло.

– Знаешь, я ведь думал, что для тебя вся прелесть в том, что ты как бы на посылках у моей жены, а за спиной ее обманываешь. Этот интерес со временем потускнеет, насчет этого я не строю никаких иллюзий.

«А для тебя в чем прелесть?» – подумала Элла, но не произнесла ни звука.

– Завтра я улетаю в Австрию. Дать тебе знать, когда я вернусь?

Она ничего не сказала.

– Ну, ты подумай.

Он подмигнул ей с таким видом, точно это самое обычное дело – месяцами крутить с женщиной страстный роман, а потом на прощание дружески ей подмигнуть, несмотря на то что они оба знали – это их последнее тайное свидание.

После того как он ушел, она еще несколько минут оставалась все так же лежать, устремив невидящий взгляд в стену. Она никак не могла поверить в то, что он ей такое приписывал. Она влюбилась в Фредерика искренне и без обмана. По этой причине она ему отдавалась. По той же причине внутренне отдалилась от Карлы.

Он сам явился к ней вскоре после первого дня рождения Флисс, сам сделал первый шаг. А потом сам просил ее позаботиться о его жене, которая к тому времени уже была в швейцарской клинике. Письмо Карлы с извинениями подоспело как раз вовремя. А Эллу он использовал и бросил, давно известная старая песенка.

Неужели она и впрямь думала, что он бросит жену и женится на ней? Да, это так. У Эллы было достаточно самоуважения. Представляла ли она себе, каково это будет – сделаться его женой, о которой станут писать газеты? Мачехой детей Карлы? Нет, об этом она не задумывалась ни секунды. Может быть, оно и лучше, что все так случилось.

И все равно это больно.

Она действительно верила, что любит его.

Через некоторое время она встала и пошла к телефону. Она набрала номер швейцарской клиники.

– Вернись к своему мужу, – сказала она Карле. – Это правда будет самое лучшее для вас обоих. Когда он поедет в Зальцбург, поезжай туда с ним. Ты же не захочешь его потерять.

17

Бену оставалось только надеяться, что Патрисия присмотрит за Фионой. Нарушая все ограничения скорости, он мчался в Дарем и пытался привести свои мысли в порядок. Эндрю Чандлер-Литтон знал Викторию, тут нет никаких сомнений. Бен сам видел, каким взглядом он смотрел на фотографию Виктории. «Тори», – пробормотал он. И вот некую Тори Чандлер-Литтон искала доведенная до отчаяния женщина из Берлина в надежде на то, что та может что-то знать о том, где находится ее пропавший ребенок. И женщина эта была так похожа на Фиону, как могут быть похожи только мать и дочь.

Но если поверить этой женщине, то выходит, что ей подсунули вместо ее ребенка чужого, у которого вскоре было диагностировано тяжелое заболевание – прогерия, преждевременное старение. На веб-странице не было фотографий этого ребенка, но Бен помнил очерки о таких малолетних старичках, фотографии, которые он там видел.

«Мне до сих пор никто не верит, что мою дочь подменили. Обо мне говорят, что я психологически не справилась с тем, что мой ребенок болен», – писала Карла Арним на своей странице.

Если действительно правда, что Фиона ее родная дочь, то что же должна была пережить эта женщина!

Эндрю Чандлер-Литтон и его первая жена, о которой даже не упомянуто в его официальной биографии, привезли из Берлина не своего ребенка. Вероятно, Виктория заметила признаки болезни на самой ранней стадии. Как врач, она обладала наметанным глазом, как мать, была одержима страхом, что ее ребенок окажется, подобно брату Виктории, инвалидом. Страхом, что это неизлечимый случай. Больной ребенок – вина родителей? Наверное, она так это видела? Не как трагическую игру природы, а как личное поражение?

Чандлер-Литтон как отец не мог ничего не знать. Он должен был заметить, что его жена в один прекрасный день принесла домой чужого ребенка. Они немедленно уехали из Германии? Довольно скоро Чандлер-Литтон развелся с женой. Чтобы не делить с ней бремя этого безумия? Или она сама рассталась с ним, чтобы и от него скрыть подмену ребенка? Но в таком случае он настоял бы на своем праве видеться с дочерью. Разве что она сказала ему, что ребенок не от него…

В конце концов у Бена от всех этих мыслей разболелась голова. Ответы на эти вопросы мог дать только Чандлер-Литтон.

Было шесть часов утра. Когда он подъехал к вилле Чандлер-Литтона, солнце едва показалось на небе. Улица была безлюдна, на обочине не стояло ни одной припаркованной машины. У всех жителей здесь были гаражи и стоянки на территории собственных участков. Бен остановил машину перед виллой и направился к дому. Он знал, что Чандлер-Литтон всегда встает рано, но в доме нигде не горел свет. Он подошел к двери и постучал. Звонка рядом не было видно. Бен подождал, постучал еще раз, теперь уже более продолжительно и, как он надеялся, громче, чем в первый раз. Затем стал звать Чандлер-Литтона, еще раз постучал. Никакого ответа. В густых кустах, которые скрывали каменную ограду, защищавшую дом от любопытных глаз, послышалось шуршание. «Птица, – подумал Бен, – кошка, какой-нибудь зверек». Он обошел дом сзади в надежде разглядеть что-то через окно. Может быть, Чандлер-Литтон на той стороне и просто не слышит.

Там тоже все было темно. Без особенной надежды Бен постучал в кухонное окно. Прошел дальше, заглянул сквозь выходящую на террасу дверь гостиной, постучал и в нее. Никакого ответа. В стеклянной двери отразилась темная фигура. Бен не успел обернуться. Удар по голове застал его врасплох, и он потерял сознание.

Когда он очнулся, в саду Чандлер-Литтона все еще царили сумерки. Значит, он недолго пролежал без сознания. Бен осторожно потрогал голову и нащупал кровь. Выругавшись, он снял куртку, затем футболку. Скомкав ее, он зажал рану, снова надел куртку и медленно поднялся с земли. Голова закружилась, его мутило, тошнота подступала к горлу. Со стоном он прислонился к стеклянной двери и огляделся по сторонам. Никого. На соседние участки он не мог заглянуть, так как вилла была обнесена высокой каменной оградой, но на верхних этажах все было тихо.