Книга Тени леса - Виктория Войцек

— Не сильно ушиблась?

— Не привыкать. — Отталкиваю ладонь и поднимаюсь без помощи. — Малыш Зенки.

Не ожидал, что так обращусь, краснеет, точно мальчик маленький, взор опускает. А потом суёт руку в карман штанов из неплотной ткани болотного цвета и достает блестящую монетку — целый су. Зенки улыбается мне, кивает. Видно, хочет, чтобы приняла подачку. А мне тошно становится от того, что мальчишка, который не может и за себя-то постоять, жалеет. Меня.

— Убери! — Отмахиваюсь и вижу на пальцах пятна зеленые. Вновь обращаюсь к Зенки, но на сей раз вожу подушечками по своей щеке: — Совсем дерьмово выгляжу?

Он убирает следы рукавом, затем стирает краску с губ. Говорит, так лучше, говорит, у меня красивая улыбка. И продолжает стоять рядом. Точно задался целью вывести меня из себя самым быстрым способом. Да только после Бора вряд ли у кого это получится.

Скалю зубы, обнажаю клыки острые — кажется, Зенки понравилось именно это, — и обхожу его. Мне, конечно, нужны деньги, но не настолько, чтобы ради них терпеть компанию застенчивого мальчика, у которого даже имени-то нет. На прощанье и не говорю ничего.

Поскорее бы покинуть это место. Перетянуть струны, нанести правильный узор на лицо и направиться в столицу. И нет мне никакого дела до Бора и его стражей, ведь там я смогу заработать куда больше, чем в маленькой невзрачной деревушке. И для этого мне даже не придется петь.

По дороге хватаю лежащий на чьем-то подоконнике пирог. Кажется, его только что испекли; румяная корочка так и пышет жаром. От ягодного аромата начинает сводить живот: я не ела со вчерашнего дня. В предыдущей деревне я стащила в таверне что-то похожее на печеные корнеплоды. Дрянь та еще, но в тот момент мне было наплевать на вкус. Теперь у меня хотя бы есть кое-что получше. А в Аркватте вскоре станет больше на одного человека, желающего мне сгнить. Зато, если ума хватит, он сделает жизненно важный, хоть и очевидный вывод: не следует без присмотра вещи оставлять.

Ускоряю шаг, направляюсь к лесу. Там можно будет разделать пирог, перетянуть струны и отсидеться, пока какая-то добрая хозяюшка сыплет проклятьями и пытается понять, что за негодяй не постеснялся обокрасть честного человека. А у негодяя просто нет денег. И совести. Ему же потом еще и возвращаться: напрямую через Аркватту путь до столицы ближе.

Леса-то тут густые. Приятно даже, усевшись под дерево, обнаружить у ног оранжевые ягоды яровики. Они еще совсем небольшие — и не углядишь за высокой травой и крупными листьями. Срываю одну, закидываю в рот и довольно жмурюсь: недозрелая, кислая, а семена под тонкой кожицей настолько мелкие, что между зубов застревают. Яровика мне нравится именно такой, только нечасто отведать удается: для этого нужно в леса выбираться с корзиной. Как в детстве с матерью, а йотом — и с Миру, которая из-за недуга часто принимала за ягоды маленьких жуков с яркими спинками. Хватала их в ладоши, бежала ко мне, спотыкалась.

— Сестричка Ишет! — Как же она пищала, когда «яровика» в ее руках начинала оживать и двигаться. — Копошится!

Сейчас же ягоды попадаются мне лишь случайно. А еще, знаете, у меня очень давно нет корзинки. Только матерчатая сумка через плечо, в которой лежит самое необходимое — пара платьев, накидка да две баночки с сухой краской разных цветов.

Я достаю кинжал, кладу на колени пирог и собираюсь отрезать внушительный кусок, когда меня отвлекают. Мне не дают покоя даже тут — в лесу, где, казалось бы, не должно быть никого: охотники уходят глубже, на запад. Так близко к Аркватте могут находиться лишь маленькие дети.

И… пещерные.

Он идет мне навстречу. Судя по тому, что рассказывают об этих созданиях люди, он явно не пирог почуял. Убираю оружие — в бою с таким вряд ли пригодится — и опираюсь руками о землю. Уж лучше буду голодной, но живой.

Он вдруг останавливается в нескольких шагах от меня. Прислоняется плечом к дереву и скидывает с головы плащ цвета сухого песка. А волосы-то у него черные. Никогда бы не подумала, что у пещерных такие могут быть — густые, вьющиеся. Вот дерьмо! Даже мне захотелось до них дотронуться. Всегда казалось, они белыми должны быть, редкими, похожими на облепившие лицо водоросли.

Пещерный на голову-две выше меня. Не самый крупный: в книгах-то писано, что иные особи высотой в два человеческих роста. А этот, видать, болел в детстве. Только чтобы мною полакомиться, хватит и такого.

Он улыбается, показывая острые зубы — до отвращения ровные. Я вновь сравниваю его с сородичами, которых видела только на страницах да слышала описания. Они, поверьте, те еще твари — здоровые, сгорбленные, с длинными ручищами и маленькими тупыми красными глазами. Впрочем, глаза у того, который мне попался, тоже красные, тоже тупые. Но, как мне кажется, добрые.

— Я Дио. — Он наклоняет голову и тянет следующие слова: — Из Торре.

— Я рада. Уходи.

Мне кажется, он сыт. Потому что он все еще не грызет мою ногу.

Дио из Торре — и кто научил его так коряво выражаться? — не без интереса рассматривает меня и поигрывает мышцами. Эта привычка начинает раздражать сразу же: ну не получается у меня есть, когда рядом стоит полуголый мужик, который явно хочет, чтобы я им полюбовалась. Что я ему на это отвечу? «Хороший мальчик»? Так Миру говорила большой бездомной собаке, которая каталась перед ней по земле. Потом гладила, и животное успокаивалось.

— Ты почему злая?

Видно, что слова с трудом даются. А еще видно, что оставлять меня одну он не намеревается.

— Потому что давно не ела. И потому что… — рычу сквозь зубы: не обучали меня доносить настолько очевидные вещи. — Ты питаешься людьми. — Указываю на Дио пальцем, а потом стучу костяшками по груди: — а я себе нужна. Нравлюсь я себе. Понимаешь?

— Пирог… — пещерный едва заметно кивает на угощение, которое лежит на моих коленях, — с потрохами?

Понимаю: не собирается убивать. Не интересую я его, ни в качестве женщины, ни в качестве трапезы. И почему-то становится даже обидно, ага. А ведь, казалось бы, моя жизнь вне опасности, радоваться надо.

— С ягодами вроде. — Протыкаю пальцем еще теплую корочку и все же решаю уточнить: — а ты людей совсем не ешь?

Дио морщится и отворачивается. Ягодному пирогу — это видно по выражению лица пещерного — явно не хватает мяса.

— Когда ешь людей, они не хотят принимать тебя. — Торре складывает ладони вместе. — Рядом.

— Удивительно, да? — Смеюсь и облизываю подушечку. Как я и думала: сладкий, с кислинкой, отдает какими-то травами. Вернуться бы да сказать хозяюшке, чтобы пироги не поганила. Да не хочется скалкой по хребту получить.

Пока отрезаю себе кусок, пока пещерный задумчиво смотрит в синее безоблачное небо, наслаждаюсь пением птиц. После шумных питейных заведений и деревушек так приятно отвлечься на звуки природы, прикрыть глаза, расслабиться…

…И услышать, как по правую руку садится Дио из Торре. Настолько близко, насколько позволяют себе лишь напившиеся до легкости в башке мужики в тавернах. Пещерный разве что небритый подбородок на плечо не кладет. Зато прижимается щекой к щеке и повторяет мой недавний жест — макает палец в начинку пирога.