Книга Повседневная жизнь жен и возлюбленных французских королей - Ги Шоссинон-Ногоре

Мария-Антуанетта заслуживала лучшей доли, а не этого заговора враждебности. Превратившись в настоящую француженку и нежно полюбив короля и свою новую родину, она вовсе не была лишена патриотизма. Своему брату, сожалевшему, что она мало заботится о процветании Австрии, она написала: «Я теперь француженка в большей степени, чем австрийка».

Хотя родственники и двор первые начали вливать тот яд, который привел Марию-Антуанетту к гибели, они быстро нашли позорную лазейку, чтобы переложить свою вину на общественность. Песенки и памфлеты получили широкое распространение и составили настоящую антологию мерзостей, направленных против королевы. Среди этого обилия ложных измышлений действительно отрицательным качеством Марии-Антуанетты было совершенно безудержное ребячество: прихоть в одежде и карточная игра, обычная при дворе, которая в данном случае приобрела очень скверную репутацию, потому что шулерам не было числа. Мария-Антуанетта увлекалась игрой; если верить Мерси-Аржанто, в 1778 году она проиграла сто восемьдесят одну тысячу триста сорок четыре франка. Она посещала также балы в Опере, и это давало хорошую возможность, чтобы дразнить ее из-под маски. Ее беспечность, недальновидность и легкомыслие принесли ей наибольший вред. Можно упрекать ее в излишней наивности, вызывавшей необычные ситуации, которые злоба легко преобразила в скабрезные похождения. История с извозчиком может служить примером ее шаловливого характера, но в этом эпизоде также прекрасно видна ее необдуманность. Однажды, когда она отправилась в Оперу с герцогиней де Люинь, при въезде в Парижу них сломалась карета. Она зашла в лавку в ожидании извозчика, а прибыв в Оперу, рассказывала об этом приключении всем, кого она там встретила, как о чем-то очень приятном. И вскоре Париж наполнился самыми тревожными слухами: королева подарила кому-то рандеву в частном доме, называли даже имя ее избранника (герцог де Куаньи), а также другие имена. И мадам Кампан, которую по причине ее привязанности никак нельзя заподозрить в соучастии клеветнической кампании, описала рост потока вранья, позволившего вывалять королеву в грязи:

«Королева, исполненная спокойствия благодаря уверенности в своей невиновности и считая, что все происшедшее никого не касается, с пренебрежением отнеслась к этим разговорам и полагала, что некоторое самомнение со стороны упоминавшихся молодых людей дало основание подобным злым наговорам. Она прекратила разговаривать с ними и даже смотреть в их сторону. Их самолюбие оказалось ущемлено, а желание отомстить ей побуждало их поощрять разговоры о том, что они якобы, к несчастью, ей разонравились».

Таким же образом злоба превратила Трианон, где королева со своими друзьями вела скромную и уединенную жизнь, в место дебошей и оргий. Поэтому не приходится удивляться тому, что брат короля принялся с этого времени распространять слухи, мол, королевские дети на самом деле — бастарды, и дофин родился от адюльтера. Немедленно в Париже по этому поводу возникла ироническая песенка:

О прелестная Антуанетта,

Скажи-ка, откуда взялись твои дети?

Без сомненья, есть где-то планета,

Что подарила нам сладеньких этих.

Скучно было бы составлять полный список всех памфлетов, посвященных распутной жизни королевы. Среди них стоит упомянуть «Ночи Марии-Антуанетты», «Развлечения Антуанетты», «Разоблаченная королева» — по названиям можно судить о содержании. Пасквиль «Любовь Шарло к Антуанетте», опубликованный в 1781 году, начинался без экивоков:

О, юная резвушка-королева,

Ваш царственный супруг неважно вас учил хлыстом,

Порой жене потребно вразумление,

Чтобы развлечься и не думать о больном.

Несмотря на внимание полиции и запреты к продаже, эти памфлеты нередко имели огромный успех. Самым знаменитым из них стал «Исторический экскурс о жизни Марии-Антуанетты», выдержавший восемнадцать изданий, не считая многочисленных подражаний. Королеву величали там «подлой Мессалиной» и «инфернальной фурией». Чаще всего авторами этих произведений являлись вымогатели, возможно, даже нечестные полицейские. Так, в 1780 году инспектор Гупиль уведомил министра двора о появлении чрезвычайно клеветнического памфлета и потребовал тысячу экю за то, чтобы представить его. Возникло подозрение, как бы не он сам сочинил сие произведение, затеяв все ради шантажа. По сведениям Барбье, отдельные экземпляры памфлета имели заглавие «Личная жизнь Марии-Антуанетты, распутная и скандальная». Если верить мадам Кампан, там содержалась «ужасная клевета, но представленная занятно, что могло оказать пагубное влияние на реноме королевы». Пасквиль сожгли в Бастилии, но уничтоженным оказался не весь тираж.

Эта клеветническая кампания началась очень рано. Аббат Будо в Парижской хронике, составленной около 1774 года, написал о молодой государыне: «Вокруг королевы вьются кривотолки; никакой страх перед наказанием не может положить им конца. Их показывают королеве господин герцог Шартрский и господин де Ламбаль, а также мадам де Ламбаль, мадам де Пикиньи и прочие. Это воистину иезуитская крамола канцлера (Мопу) и старых святош-теток, которые без устали распускают грязные слухи, чтобы погубить, если окажется возможно, бедную государыню». Дело об ожерелье ускорило полное падение популярности Марии-Антуанетты, число памфлетов росло, они становились все более одиозными и дерзкими вплоть до 1788-1789 годов, когда скандальная героиня этого мерзкого мошенничества, мадам де Ла Мот, опубликовала оправдательные мемуары, сопроводив их подложными письмами, которыми якобы обменивались королева и кардинал де Роган. Начиная с 1791 года пропала всякая сдержанность, и полиция уже не затрудняла себя поисками анонимных авторов подобных грязных пасквилей, которые открыто выставлялись в витринах книжных магазинов.

Ложь и клевета исходили прежде всего из кабинета министров, они порождались соперничавшими амбициями и распространялись близким окружением Марии-Антуанетты, ревнивыми и алчными придворными, которые ловко использовали бессовестных газетных писак, в результате чего королева совершенно лишилась популярности и сделалась ненавистна всей французской нации. Рикошетом сам король оказался выставленным снисходительным простачком, так было подорвано уважение к монархии и утрачен ее престиж. Конечно, многочисленные письмоносцы, лично не знакомые с Марией-Антуанеттой, придерживались того же мнения. Но репутация королевы имела огромное значение для королевства, ведь она, отчасти, покоилась на ее чести, поэтому ее и не следовало подвергать прямым ударам ревнивой злобы. Парадоксально, что добропорядочность Людовика XVI определенным образом привела к разразившемуся скандалу. Его безупречная семейная жизнь превратила его супругу в жертву. Для удовлетворения честолюбия одних и злопамятности других следовало иметь при дворе специального человека или козла отпущения, чтобы можно было либо опираться, либо изливать на него накопившуюся горечь: вплоть до эпохи Людовика XV эту сложную роль исполняли королевские фаворитки, в общем-то, оберегая королеву, извлекавшую из существующего положения свою выгоду — неизменную почтительность окружения, а штурм вожделений, несправедливость и презрение оставались уделом фавориток. Королевские любовницы концентрировали на себе всю ненависть — наряду с восхищением и хвалами, — что отводило на них любое недовольство и неуважение. Они представляли защитный барьер, охранявший королевскую семью. Марии-Антуанетте выпал горький удел не иметь подобного заслона, который, вызвав много ли или мало нападок, в любом случае уберег бы королеву. Порвав с традицией содержания фавориток, Людовик XVI снял защитный экран, и на королеву обрушился поток недоброжелательства, до сих пор бывший уделом тех, само положение которых обусловливало подобное к ним отношение. Монархия не погибает от того, что обуржуазивается или морализуется, хотя это и является частью тех факторов, которые несут ей потерю уважения и гибель.