Книга Навстречу Восходящему солнцу. Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией - Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе

В середине мая 1895 г. министр финансов дал указание своему агенту в Париже обратиться за помощью к французским банкирам, а Лобанов сообщил Монтебелло, что Россия будет рада участвовать в сделке при условии, что ни Лондон, ни Берлин не будут приглашены[109]. Несмотря на отчаянные усилия, предпринятые в Пекине сэром Робертом Хартом и немецким послом с целью убедить китайцев не брать взаймы у России, чуть больше чем через месяц Кассини смог доложить, что китайское дипломатическое ведомство согласилось на русско-французское предложение.[110] 24 июня 1895 г. китайские представители подписали в канцелярии князя Лобанова договор о предоставлении займа в размере 100 млн. руб. золотом под 4% с 36-летним сроком погашения. Это равнялось 100 млн. таэлей и покрывало две пятых контрибуции, которую Китай должен был выплатить Японии. Основную часть займа выкупил синдикат, состоящий из восьми французских банков, а российское правительство выступило гарантом займа. Условия были довольно выгодны для Китая, который в последние годы брал кредиты со ставкой 7%. С другой стороны, июль был спокойным месяцем на парижской бирже, и русская поддержка сделала этот заем привлекательным объектом инвестиций. В результате, когда ценные бумаги появились на рынке, намеченная сумма подписки была превышена почти в 15 раз.

* * *

Хотя деньги предоставила Франция, Россия организовала заем. В этой сделке видели удачный ход царской дальневосточной дипломатии, к большой досаде Великобритании и Германии[111]. «Санкт-Петербургские ведомости» назвали ее огромным успехом для России. В своей колонке редактор «Гражданина» князь Мещерский говорил, что эта сделка может считаться началом новой эры в российских внешних сношениях. С его точки зрения, «активные отношения к Китаю перешли на сторону России, и отныне не только дружба, но и общность интересов соединяет Россию с Китаем и делает Китай способным противодействовать хищнической и коварной против него политике дружбы других европейских держав».

Граф Ламздорф держался более циничной точки зрения. Он прикусил язык, когда Лобанов попросил его написать благоприятную статью о займе в органе Министерства иностранных дел «Journal de St.-Petersbourg» и в качестве примера русской традиции бескорыстной помощи Срединному царству привел графа Николая Игнатьева. Лобанов имел в виду искусную дипломатию Игнатьева на посту посла в Китае во время Второй опиумной войны. Осенью 1860 г., когда британские и французские войска сожгли летний дворец китайского императора и стояли у стен Пекина, Игнатьев умело столкнул противников, убедив обе стороны, что он действует в их интересах. Выступая в роли посредника и великолепно сочетая очарование, макиавеллиевскую хитрость и обман, посол провоцировал англо-французскую армию, а когда союзники приняли решение подписать мирный договор и вывести войска, он присвоил себе эту заслугу. Через две недели после отступления европейцев бескорыстное посредничество Игнатьева было вознаграждено Пекинским договором, по которому китайский император полностью подтверждал право России на территории, захваченные Муравьевым на Тихоокеанском побережье несколькими годами ранее.

Князь Лобанов так интерпретировал этот эпизод в заметках с инструкциями Ламздорфу для написания статьи для министерства:

Россия всегда показывала себя бескорыстным другом Китая. Доказательством может служить поведение России во время английских и французских военных действий в Китае: тогда Россия через своего представителя в Китае полуофициально и дружески вмешалась в отношения между воюющими странами, чтобы облегчить им заключение мира, не выговаривая при этом для себя никаких особых выгод.

Граф с негодованием возразил в своем дневнике: «Но уж это неверно; вся слава несчастного Игнатьева была основана на тех вполне реальных приобретениях, которые были сделаны нами по этому случаю. Здесь появляется возможность сказать, что “Qui s'excuse, s'accuse”»[112].

Как и многие другие, Ламздорф видел сходство между дипломатическими уловками 1860 г. и российской помощью Китаю 35 лет спустя. Решения вмешаться в переговоры в Симоносеки и предоставить заем Пекину не были продуманы заранее и не являлись частью какого-либо тщательно проработанного плана царя занять доминирующее положение на Дальнем Востоке. И все же оба шага были сделаны затем, чтобы получить в Китае определенные выгоды. Лорд Керзон высказался об этом так: «Россия предоставляет эту помощь не от избытка, не из доброй воли и не просто так. Всему есть цена, и она получит свое вознаграждение».

В депеше князю Лобанову Кассини подтверждал, что в Пекине не сомневались в неизбежности скорых требований ответных услуг со стороны тех, кто ему помогал. «Китайское правительство, разумеется, отлично понимало, что рано или поздно каждая из заступившихся за Китай держав напомнит ему о его долге и потребует того или другого вознаграждения», — писал граф. Вопрос был только в том, какую форму примет это вознаграждение. Некоторые деятели, такие как Степной и Приамурский генерал-губернаторы, настаивали на изменении границ. Но, поскольку российская дипломатия в Симоносеки активно изображала из себя защитницу Срединного царства, теперь было не очень удобно копировать Игнатьева и устраивать аннексии за счет Пекина.