Книга Крымская кампания 1854-1856 гг. Восточной войны 1853-1856 гг. Часть 3. Противостояние - Сергей Ченнык

Я не знаю, что сказал Раглан по этому поводу Лукану. Вероятнее всего просто махнул на легкую кавалерию рукой. Но чтобы не видеть их рядом и занять чем-нибудь нужным, Раглан отправил кавалеристов сделать несколько разведок в сторону Севастополя. Уолкер во время одной из них впервые увидел Севастополь, впечатливший его. Удивили офицера несколько ружейных залпов, донесшихся из города. Это позволило ему сделать заключение, поражающее своей проницательностью и глубиной: в городе бунт и русские начали массовый расстрел поляков.

Что ж, повторюсь, легкая кавалерия сама себя вела к смерти. Ее истребление было лишь вопросом времени, и свои новые потери она начала нести именно под Балаклавой. Во время разведки в плен русским попал первый англичанин — сержант Алдерсон из 13-го легкого драгунского полка. Он попался по беспечности, решив совершить поездку у Воронцовской дороги, где и был застигнут казаками, которые к этому времени своей активностью уже стали держать англичан в постоянном напряжении. Волею судьбы «туриста» поймали почти у самой долины, которая вскоре станет для Легкой бригады роковой и, как посчитал, Пауэлл, Алдерсону просто повезло там через месяц не оказаться.

Самому Пауэллу война вновь стала казаться приключением. В окрестностях Балаклавы он с удовольствием предавался поеданию винограда, в изобилии произраставшего вокруг и был счастлив, что болезнь обошла его стороной. Другим повезло меньше — болезни продолжали мучить людей, увеличивая число страдальцев каждый день. К страдающим холерой и дизентерией, добавились «подхватившие» лихорадку — сказывались холодные осенние ночи. 28 сентября в 88-м полку от болезни умерли сержант и рядовой. В 1-м батальоне Колдстримской гвардии — 1 рядовой.

Адмирал Джеймс Роберт Драммонд. В 1854 г. лейтенант парохода «Ретрибьюшн».

Адмирал Вильям Роберт Мендс. В 1854 г. кептен, командир линейного корабля «Агамемнон».

Полковой врач Виатт поставил диагноз — диарея от избыточного употребления в пищу немытых фруктов.

Городок провоцировал англичан изобилием маленьких радостей: «…такого обилия великолепного винограда, капусты, меда, яблок, орехов, кур мы никогда не видели». Кажется, британцы быстро оценили не только вкус крымского винограда, но и его лечебные свойства. искренне считая, что, обильно поедая его, спасают себя от холеры: «…мы пировали!

…Виноград и миндаль! Какая радостная перспектива после солонины и бисквитов, которыми нас кормили с начала кампании!».

Молодые морские офицеры были счастливы. «Это самое романтичное место на земле, которое мне пришлось видеть!», — писал в своем дневнике Джон Барнс с «Терибля».

Нужно сказать, что нет ни одного из воспоминаний о первых днях проведенных британцами в Балаклаве, где не упоминались бы этот безумный процесс поедания винограда и прочие радости южного берега.

Девственная беззащитность Балаклавы еще больше возбуждала давно проснувшийся единственный свойственный каждому оккупанту инстинкт — грабить! Дело это стало вполне привычным и с каждым днем несложную науку такого ремесла и англичане, и французы, и присоединившиеся к ним турки постигали все лучше и лучше.

По дворам вновь весело застучали револьверные выстрелы. Захватчики занялись охотой на оставшуюся живность, которая позволила им с размахом отметить взятие второго русского города. Как вспоминал Мендс, с помощью этого типа оружия обеспечивалось пополнение стола офицеров английской армии и флота.

Пили много и в основном за то, во что верили и на что надеялись: третьим станет Севастополь. В принципе, это случилось, но вот только не так скоро как хотелось, и далеко не всем было суждено до события дожить.

Особую радость оккупантам доставил мед, который удалось добыть, разбив несколько ульев в одной из близлежащих деревень. В трофеи попал весь обывательский скот, еще днем мирно пасшийся на окрестных лугах.

Англичане напоминали саранчу, высадившуюся на благодатную землю и пожирающую плоды ее плодородной земли: «…все съедобное было взято и частью съедено, а большей частью разбросано. Виноград, осенние фрукты и огородные овощи разом исчезли; все пожиралось с жадностью…».

Моряки быстро разгружали имущество. Уже к концу дня берег был усеян горами армейских запасов: палатки, полковые ящики, патронные коробки и проч. В первую очередь выгружали осадный парк. Вскоре на суше оказались: 20 80-дюймовых, пушек; 30 24-фунтовых пушек; 10 10-дюймовых мортир; 5 5-дюймовых мортир. Всего: 65 единиц с запасом 520 выстрелов на орудие.

Хотя Балаклава была глубокой бухтой, но не настолько, чтобы глубокосидящие транспорты могли вплотную подойти к берегу для выгрузки. К счастью имелась небольшая песчаная отмель, на которую производили разгрузку на шлюпках и плотах, а вскоре начали строительство причальных сооружений.

Быстро наладили сообщение с Турцией и Болгарией, оттуда и с Англией. Первым грузом, отправляемым в обратном направлении, стали в основном раненые и больные. Их сконцентрировали в одном большом строении, которое стало первым стационарным госпиталем союзников в Крыму.

Его заполнили быстро. Только в сентябре и только в одном батальоне Колдстримской гвардии было 76 случаев болезни. В том числе 7 с диагнозом холера и 24 — диарея. Остальные в своем большинстве получили лихорадку. 28 больных были вылечены в своих подразделениях, 35 отправлены кораблями в Турцию и Болгарию, 12 — в госпиталь в Балаклаве. Отдадим должно союзникам: практика госпитальных судов себя полностью оправдала. Совершая на протяжении всей войны регулярные 300-мильные рейсы в Скутари и обратно в Балаклаву, они спасли жизни многим английским военным.

Адмирал Сеймур. В 1854 г. — гардемарин на пароходе «Террибль».

С первыми кораблями, совершившими рейсы в обратную сторону и вернувшимися назад, в войска стала поступать информация из Англии. Из прессы офицеры и солдаты узнали, что они отныне — гордость Отечества, и весь его народ ждет не дождется, когда они окончательно снесут голову обнаглевшему русскому медведю. Узнали и о невероятной патриотической истерии, охватившей общество после получения вести о победе на Альме. Особенно усердствовали патриотки. Они сравнили первый успех армии с победой англичан в сражении у Ватерлоо. В тот период высокая мода обогатилась новым оттенком синего — «ватерлоо». Теперь в палитре красок, порожденных войной, появился еще один новый цвет — «альма», особый оттенок коричневого, ближе к вишневому. Это было начало «модной» части Крымской войны, которая сама по себе интересна, и, хотя не составляет часть военной истории, как науки, заслуживает своего внимания.