Книга Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945 - Вилли Хейлман

– Но мы все еще не знаем, что готовится в Пенемюнде, – заметил Прагер.

– О, это весьма просто. Оружие «Фау», разработка ракет, это все как-то связано с этой таинственной бомбой.

– Я не буду бомбить свой собственный родной город, – произнес Крумп, сжав губы, – даже если должен буду в последний момент поднять мятеж.

– Не слишком беспокойтесь об этом, Петер, – сказал я, пробуя успокоить его. – Я думаю, что уже, должно быть, слишком поздно использовать это оружие в нашей собственной стране, даже если оно действительно существует.

– Хорошо, какой прок от обсуждения всего этого? Давайте продолжим игру. По крайней мере, мы тут точно знаем, что к чему.

Не прекращая отпускать свои комментарии, Прагер раздал карты. Тоскливая ночь продолжалась…

Глава 18

2 февраля 1945 г.

Весна в этом году пришла очень рано. Теплое солнце растопило последний снег, теплая одежда была отброшена за ненадобностью, и пилоты загорали в шезлонгах в рубашках с короткими рукавами и в шортах. Свет, воздух и солнце возвращали в их бледные тела здоровье.

В группе царила мирная атмосфера.

На рассвете компания «Зеленого сердца» пригласила меня на небольшую утреннюю пирушку, так как это был мой день рождения, и мы весело провели четверть часа. Пилоты и присоединившийся наземный персонал пожелали мне «многих счастливых возвращений». Меня на плечах трижды пронесли вокруг столовой. «Удачи и еще больших побед!» Таппер пожелал мне «удачи, стойкости и верности в эти горькие для Германии часы».

День рождения для суеверных пилотов священный. Летать в такой день – богохульство.

Так что для меня это был нелетный день. Я взял свою трость, которую выстругал и украсил резьбой в свободное время, и отправился на прогулку в сосновый лес. Я хотел побыть наедине со своими мыслями. Несколько часов расслабления были роскошью для перенапряженных нервов. Я пропускал теплый, пряный запах сосен через свои легкие.

Кроты уже были заняты своей работой. Свежие холмики черного торфа возвышались по обе стороны лесной тропинки. Я с радостью подумал, что небольшие серые существа с бледно-розовыми носами только что пробудились от своей зимней спячки.

Издали, с аэродрома, доносился гул авиационных двигателей. Свист двигателей говорил мне, что начинался боевой вылет. Несколько секунд спустя я увидел в утреннем солнце тонкие фюзеляжи. «Фокке-Вульфы» с желтыми, красными и черно-белыми номерами взлетели, собрались в боевой порядок, а затем улетели в южном направлении.

«Удачи, парни, и хорошей охоты», – подумал я, махая им своей тростью.

Однако я поменял свое решение не летать, когда тем же вечером, незадолго перед сумерками, нам приказали снова подняться в воздух на «свободную охоту» на летающие в окрестностях «Мустанги» и «Тандерболты».

Это был жаркий день, и синее небо, казалось, было щедрым на тепло. Группа налетала много часов и испытала все превратности судьбы. Зибе совершил вынужденную посадку, а Прагер получил легкое осколочное ранение.

Так что я поднялся на своей желтой «шестерке». Все суеверие летчиков выступало против моего полета.

Взлетавшие самолеты «Зеленого сердца» были атакованы уже над аэродромом. Первый «Фокке-Вульф», вращаясь, упал вниз, подобно горящему факелу, как раз в тот момент, когда взлетала 9-я эскадрилья.

Я на малой высоте пролетел над штабом и ушел в северном направлении, но я был один, поскольку моя эскадрилья не последовала за мной в пикировании. Патт сделал ошибку и пошел слишком высоко. Другие следовали за ним, думая, что мой самолет все еще впереди. Патт вывел их прямо в гущу схватки, и они должны были сражаться за свою жизнь.

Я присоединился к остальным. Я был в ярости, поскольку мой план занять позицию позади противника, набрать высоту и атаковать сверху теперь потерпел неудачу. Это могло стоить нам много лишней крови. Звено самолетов, спикировавших сверху, могло бы изменить ситуацию, но сейчас…

Набирая высоту со скоростью шесть метров в секунду, я пытался понять, что можно сделать. Возможно, в качестве последней надежды на спасение, я смогу сбить одну или две вражеские машины.

Но скоро меня самого заметили и атаковали. Нет, их слишком много, подумал я, когда увидел, что на меня пикируют пять «Мустангов».

Разворот на вертикали. Полные обороты и попытка оторваться…

«Мустанги» позади меня, яростно грохоча пулеметами, преследовали «Фокке-Вульф» до самой земли. Но я был быстрее и в безумной гонке на бреющей высоте смог стряхнуть преследователей со своего хвоста.

Местность вокруг была плоской и зеленой. Компас указывал на север. Слава богу! Впереди лежала водная поверхность. Черт, они преследовали меня до самого моря! Они, должно быть, хотели заставить меня искупаться.

Я осторожно поднялся повыше, чтобы определить свое местоположение. Левый вираж над широким водным пространством. Внезапно под моими крыльями появилась земля, а вдали показался аэродром.

Лучше приземлиться. Я мог бы выяснить у парней на земле, что происходит в Фаррельбуше, и снова взлететь. Пологий разворот, выпуск шасси…

Мой заходящий на посадку «Фокке-Вульф» приветствовал фантастический фейерверк.

«Конечно, ты идиот. Как ты мог ожидать чего-нибудь другого? Неудавшийся боевой вылет, нервные зенитчики, ожидающие появления „Мустангов“. И мой день рождения в довершение всего этого».

Я выстрелил красные сигнальные ракеты, но поток огня прекратился, лишь когда я был уже над летным полем и должен был вот-вот приземлиться.

– Отлично, я должен был предположить подобное, – пробормотал я, переводя дух и вылезая из машины. – Оставьте самолет здесь. Я сразу снова вылечу, – крикнул я наземному персоналу. Затем я устроил разнос офицеру-зенитчику, посоветовав ему показать своим доблестным людям таблицы опознавания самолетов, которые висели во всех ангарах.

На командном пункте аэродрома я получил необходимую информацию о ситуации в воздухе в секторе Фаррельбуша. Истребители-бомбардировщики все еще кружили над окрестностями. Было лучше немного подождать. Я находился на аэродроме около моря, рядом с которым была база морской авиации.

Ко мне подошел гауптман со светло-красными петлицами.[225] В руке он держал бутылку.

– Мне жаль, старина, – произнес он сочувственно.

– О, не волнуйтесь, гауптман. Это случалось со мной и прежде, и, вероятно, случится снова, только сегодня мой день рождения и, несмотря на блестящий фейерверк, было не очень приятно получить пожелания счастливого дня рождения таким способом.

Мы с улыбкой обменялись рукопожатиями.

– Хорошо, позвольте мне теперь лично поздравить вас. Я не мог бы придумать лучшего применения для своей «Veuve Clicquot».[226]