Книга Турнир самоубийц - Ян Леншин

– Вы меня убьете? – спросил сонный голос. Ульрик обернулся. Питер тер распухшие веки. – Вырежете печень, зажарите и съедите под бокал хорошего кьянти?

– Э-э-э, что? – не понял Ульрик.

– Отрубите руки?

– Что-что?

Откуда у такого юного человека столь бредовые фантазии?

– Я без спроса трогал ваши вещи, сэр. Вы меня теперь убьете, да?

– Вряд ли, – Ульрик зевнул.

– Изобьете до полусмерти?

– Очень в этом сомневаюсь, – пробурчал Ульрик и задумчиво поковырял вилкой морковный салат.

– Сварите в кипящем масле?

– Не сегодня.

А салат неплох. Если сперва побегать наперегонки с полицией, нагулять аппетит.

– Проткнете пальцем насквозь?

– Может, хватит уже? – спросил Ульрик с набитым ртом.

– Джен бы меня сразу убила.

– Вот и иди к ней. А у меня дела.

Убедившись, что варить в масле его никто не собирается, Питер повеселел. Сел на кровати, заболтал ногами.

– Подарите ту белую штуковину? Ею хорошо орехи колоть.

– Марш спать, – Ульрик отложил салат и скорчил страшную физиономию. Питера как ветром сдуло.

Ночка обещала быть познавательной.

Для начала занавесил окна, запалил свечку. Достал, страшно волнуясь, из-под кровати Билли, расположил на столе. Тут внезапно выяснилось, что чемодан наглухо закрыт, а ключ, понятное дело, у Коммивояжера на шее остался.

Хоть обратно возвращайся.

Замок пришлось аккуратно выломать стилетом. Билли лежал целехонький. И выглядел отлично, бледный разве что. Ульрик кнопочки потрогал, трубки погладил, даже тонких пальцев разок коснулся. Что делать дальше, было решительно непонятно, инструкции не прилагалось.

Для пробы отщелкал на клавишах «ПОЛИЦЕЙСКИЙ», снял перчатку, пожал руку мертвецу. Сработало: профессию Билли сменил. Как теперь свою печать трансформировать? Может, руку себе отрезать? А эту пришить? Черт его знает, но вряд ли.

– Блок управления с датчиками кровяного давления – вот, – бормотал Ульрик. – Артериальный насос – вот, оксигенатор – легкие, то есть – здесь.

Дальше сложнее. Три баллона непонятно для чего, какие-то вентили, всюду трубки, зачем их столько?

– А это что за… штука?

«Штука» размещалась под клавишами, а на ней полустертые письмена Древних. Похоже на деталь от лотоматона. К «штуке» вели четыре трубки серого цвета. Остается разве что…

От мрачных мыслей Ульрик поежился. Дрожащими пальцами вытащил серую трубку, оттуда засочилось белое. Потянул осторожно вторую, третью… Затем к уже имеющимся присовокупил те, что никоим образом не сообщались с артериями и венами. Из двух сочилось белое, из одной красное, из трех – ничего.

Ульрик разложил на столе медицинские инструменты. Крестиками отметил на руке места надрезов. За образец взял Билли. Наложил жгут, надел резиновые перчатки. Вколол обезболивающее, протер трубки спиртом. Обработал предплечье йодом – чуть ниже незаживающей гнойной раны, оставленной зубами марлофа, – выждал немного и приступил к делу.

Спустя четверть часа все было готово. Рука горела огнем, Ульрик едва сдерживал тошноту. Липкими от крови пальцами набрал «Бухгалтер». В окошке вспыхнули золотые буквы. Под кожу будто впрыснули расплавленный свинец. Захотелось немедленно вырвать трубки и прекратить эксперимент.

Щелкнул пальцами. Новая печать загораться не спешила. Еще, еще – без толку. На исполосованной шрамами руке ясно читалось одно слово: «НЕУДАЧНИК».

Раздраженно отщелкал «Полицейский», перепутав местами две буквы.

«НЕУДАЧНИК».

Юрист.

«НЕУДАЧНИК».

Президент.

«НЕУДАЧНИК».

Господь бог.

«НЕУДАЧНИК».

К черту! Ульрик сбросил аппарат со стола. Трубки выскользнули и, извиваясь, шлепнулись на ковер. Он наскоро забинтовал руку, снял жгут. Наверняка Коммивояжер знал секрет, без которого ничего не получится.

Стало жаль денег. Все, что заработал в фирме «Брайан и Компания», спустил за одну ночь. Последнее испытание в девять вечера. Осталось решить, что важнее: печать.

Или жизнь.

* * *

Четверо грэмов: Падежус, Герундус, Синтаксус и Марк, пыхтя, разбирали завалы. Кто из них Падежус, кто Герундус, а кто Синтаксус, мог различить только опытный наметанный глаз. Просторные балахоны скрадывали очертания фигур, капюшоны надежно закрывали лица. За исключением одного, конопатого, с длинным носом. В черные балахоны с глубокими капюшонами были облачены трое, четвертый щеголял в куртке на меховой подкладке.

Шел снег.

Путаясь в подоле, Герундус неодобрительно косился на Марка, бормоча:

– Вырядятся некоторые в черт знает что и плевать им на старших товарищей.

Герундус подцепил ломом почерневшую балку, налег всем телом, приподнял. Потом оперся на лом, отдышался, переводя дух. Хотелось курить, сил нет. Дрожащими от напряженной работы пальцами грэм вытащил последнюю папиросу. Начал искать зажигалку, и в ту же секунду папироса выпала, угодив точнехонько между досок. Прекрасно, только этого и не хватало.

Случившееся в гостинице списали на взрыв самогонного аппарата. Местные полицейские отметили место трагедии лентой и на этом расследование закончили.

Седвик, а вернее будет сказать, правая рука главы Ордена грэмов, приказал разобрать то, что осталось от гостиницы, найти погибших братьев и с честью похоронить. Вот она, награда за усердие – тебя выкопают из-под снега и пепла, засунут в холщовый мешок, а после зароют в другом месте.

Ах, как хочется курить!

Для дела Седвик отрядил четверых братьев: Герундуса, Падежуса, Синтаксуса.

И Марка.

Вон он, сидит и пытается разжечь костер. Чиркает спичкой за спичкой, все без толку. Ничего доверить парню нельзя, обязательно испортит или сделает так, что лучше б не брался вовсе. Под рукой куча щепок, деревянных обломков и учебник по математике – что еще для костра нужно, спрашивается?

Герундус пошарил в дыре. Папироса не находилась. Он с тоской оглянулся на братьев. Папирос у них не имелось, вчера еще заметил, как Падежус задумчиво посасывает большой палец. А и были б, не поделились.

– Послушайте, уважаемый! – заискивающе обратился Герундус к проходившему мимо парню. – У вас папироски не найдется? Курить очень хочется.

– В честь Котовства так и быть, – проворчал «уважаемый», вытащил из кармана горсть табаку и щедро сыпанул в подставленные ковшиком ладони.

«Едят они его, что ли? – подумал Герундус, стараясь не просыпать ни крошки. – Как кофе?»