Книга Убийство Берии, или Фальшивые допросы Лаврентия Павловича - Борис Соколов

Вскоре после начала Великой Отечественной войны, как известно, НКВД и НКГБ вновь объединились. Я опять занял должность первого заместителя наркома внутренних дел СССР. Однако должен сказать, что, как и раньше, целый ряд поручений Берия давал, минуя меня, непосредственно Кобулову, Фитину и другим работникам. Сейчас можно назвать это бесцеремонностью по отношению ко мне или же методом работы, но факт остается фактом. Во время войны товарищ Сталин несколько раз лично направлял меня в командировки по специальным заданиям. Так, я ездил в Ленинград, Сталинград, Краснодарский край, в Прибалтику, но Берия в свои поездки во время войны брал с собой обычно Кобулова. Это, видимо, бросилось в глаза товарищу Сталину, потому что был такой случай. Товарищ Сталин поручил Берия и т. Щербакову съездить в Горький, посмотреть, как там обстоит дело в связи с участившимися бомбардировками города немцами (Решение о посылке комиссии в Горький было принято Сталиным 5 июня. В состав комиссии были включены Л. П. Берия, В. Н. Меркулов, секретарь ЦК ВКП(б) А. С. Щербаков, председатель Моссовета В. П. Пронин и командующий ПВО территории страны М. С. Громадин. Комиссия прибыла в Горький 7 июня 1943 года, после очень сильного налета люфтваффе на город в ночь с 6-го на 7 июня, когда были разрушены и сгорели многие заводы. Особенно пострадал ГАЗ, где был полностью уничтожен единственный в стране колесный цех, производящий автомобильные колеса. Поскольку немцы особенно интенсивно бомбили и поливали зажигательной смесью именно этот цех, у Сталина наверняка появилась мысль о наличии в Горьком немецких агентов. В задачу комиссии входило разобраться в ситуации, сложившейся в городе в результате массированных налетов немецкой авиации. Берия посетил Горьковский обком ВКП(б) и штаб корпусного района ПВО. По воспоминаниям летчицы В. Бояркиной-Шиловой, он шел по коридору и со всеми встречными здоровался за руку. Берия отправился на автозавод. Пораженный картиной увиденных разрушений, он подозвал к себе начальника Горьковского корпусного района ПВО генерал-майор артиллерии А.А. Осипова и плюнул ему в лицо. Ближе к вечеру Берия лично проинспектировал 784-й Зенинтно-артиллерийский полк, одна из батарей которого находилась в Автозаводском парке. Зенитчица Анна Сорокина вспоминала: «Личный состав батареи был выстроен в ряд, после чего к нам обратился Берия. Он сказал: «Что вы делаете?! Автозавод является важнейшим промышленным объектом страны, вашему полку поручено защищать его, но вы плохо справляетесь с поставленной задачей. В результате завод уже выведен из строя и продолжает получать большие разрушения»». Тут прозвучал сигнал воздушной тревоги, и вскоре на высоте около 4000 м появились два бомбардировщика Ю-88. Их задачей было зафиксировать результаты последнего налета на автозавод. По воспоминаниям Сорокиной, увидев «юнкерсы», Берия воинственно вынул пистолет, и его примеру последовала охрана. Но вскоре Лаврентий Павлович предпочел покинуть расположение зенитчиц, осознав, что с пистолетом против «юнкерса» не повоюешь. Генерал Осипов был снят с должности и назначен начальником Горьковского зенитно-артиллерийского училища. – Б. С.). Берия предложил Кобулову его сопровождать. Однако в самый последний момент, минут за 35 до отхода поезда, Берия позвонил мне и сказал, что должен поехать я, а не Кобулов. В поезде на мой вопрос Берия несколько раздраженно сказал, что таково указание товарища Сталина.

Я замечал также, что Берия периодами старается держать Кобулова несколько в тени, особенно в такие моменты, когда в связи с какими-либо острыми делами, которые, кстати говоря, вел сам Кобулов, можно было ожидать проявления неудовольствия со стороны товарища Сталина. В этих случаях Берия выдвигал на передний план меня, ставя меня под удар, хотя понимал, что Кобулов лучше меня знает и лучше сумеет доложить тот или иной острый вопрос.

Признаюсь, мне было тогда, по приезде в Москву, страшно тяжело работать в НКВД СССР, чего я никак не ожидал, едучи в Москву. С одной стороны, у меня не оказалось поначалу достаточных оперативных навыков (от Инфаго ЧК Грузии или ГПУ Аджарии до ГУГБ НКВД СССР – дистанция огромного размера), с другой стороны, новые чекистские «методы», применявшиеся тогда и неизвестные мне до того времени (я ведь уже 7 лет был на партработе), меня крайне угнетали, несмотря на то, что по этому вопросу было известное разъяснение ЦК ВКП(б) (о допустимости применения мер физического воздействия во время следствия. Имеется в виду шифротелеграмма И.В. Сталина секретарям обкомов, крайкомов и руководству НКВД – УНКВД о применении мер физического воздействия в отношении «врагов народа» от 10 января 1939 года. 4 апреля 1953 года Берия издал уже упоминавшийся приказ по МВД СССР «О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия». – Б. С.).

В 1943 г. товарищ Сталин дал указание вновь выделить НКГБ из НКВД и назначил меня наркомом госбезопасности СССР. С этого времени встречи мои с Берия, оставшимся наркомом внутренних дел СССР, стали, естественно, реже, хотя товарищ Сталин, вызывая меня, обычно вызывал и Берия, и наоборот. Я имел тогда возможность наблюдать, как вел себя Берия в присутствии товарища Сталина, как он никогда ему не противоречил, обычно поддакивал с явно подобострастным видом, говоря: «Правильно, товарищ Сталин! Верно, товарищ Сталин!» и т. д. И лишь выходя из кабинета товарища Сталина, Берия принимал свой обычный самоуверенный вид. Удивляло меня это очень. Но, полагаю, Вы об этом знаете лучше меня, и я не буду приводить здесь своих наблюдений.

Одновременно с разделением НКВД, насколько мне припоминается, выделился в самостоятельное управление так называемый СМЕРШ, начальником которого стал Абакумов. Абакумов оказался, пожалуй, не менее честолюбивым и властным человеком, чем Берия, только глупее его. Абакумов вскоре после своего назначения сумел ловко войти в доверие товарища Сталина, главным образом, как он сам говорил, путем систематических, почти ежедневных докладов товарищу Сталину сводок о поведении ряда лиц из числа крупных военных работников.

Ряд случаев убедил меня в том, что Абакумов, карьерист и интриган, хитро и тонко чернит меня перед товарищем Сталиным. Ловко использовав против меня известное провокационное шахуринское дело (Меркулов заблуждался, когда связывал с шахуринским делом свое снятие с поста министра госбезопасности. Авиационное дело начало разворачиваться только в январе 1946 года, когда Шахурин был снят со своего поста. Принципиальное же решение о смещении Меркулова с поста наркома госбезопасности, как мы помним, было принято еще осенью 1945 года, во время отпуска в Сочи. Берия против этого решения не возражал и предложил свою кандидатуру в преемники Меркулову – главу НКВД Украины генерал-лейтенанта В.С. Рясного. Однако Сталин предпочел начальника СМЕРШ генерал-полковника В.С. Абакумова. В мае 1953 г. Шахурин, Новиков и другие осужденные по «авиационному делу» были реабилитированы по инициативе Берии и при поддержке Г.М. Маленкова. – Б. С.), Абакумов в мае 1946 г. стал министром госбезопасности СССР. Сумев обманным путем войти в доверие к товарищу Сталину, Абакумов перестал считаться с членами ПБ, и Берия, насколько я заметил, стал бояться Абакумова как огня.

Как говорится, нашла коса на камень.

Поэтому в качестве председателя комиссии по приемке-сдаче дел МГБ Берия фактически потворствовал проискам Абакумова, который в процессе приемки от меня дел всячески старался найти против меня какие-либо материалы, а не найдя материалов, вынужден был извращать факты. Я не имел возможности защищаться документально, опровергнуть «материалы» Абакумова, так как аппарат МГБ был уже в руках Абакумова. Я должен был ограничиться тем, что акт сдачи дел подписал с обширными замечаниями.