Книга Империя Нобелей. История о знаменитых шведах, бакинской нефти и революции в России - Брита Осбринк

Вацлав Боровский – российский революционер, публицист и литературный критик. В момент принятия «Декрета о национализации нефтяной промышленности» был консулом в Швеции

Нобели хотят уехать из России. Co шведской няней Карин Спонгберг их семеро, и всем им достает фальшивые паспорта и крестьянское платье курьер товарищества, Миша Евланов. Эмануэль – российский гражданин, ему тем более надо бежать. B повозке они добираются до Ставрополя – и покидают его, как только город занимают большевики. Ha дорогу домой уходит почти два месяца; едой и кровом их обеспечивают нобелевские агенты – там, где есть сбытовые конторы. Вильгельм Хагелин заранее выехал в Берлин, чтобы оттуда помочь переправке Нобелей в Швецию. Германские военные власти сообщают, что Эмануэля с родными видели в Ростове-на-Дону. Значит, они пробираются через Украину в Польшу, чтобы уже оттуда попасть в Германию. 26 ноября Эмануэль, Йостина жена и все чада и домочадцы оказываются в Берлине. Об этом бегстве Эмануэль скажет: «Мы всегда были напоены и накормлены, всегда могли выспаться и не видели дур-ного ни от одной живой души. Bce было хорошо, я очень доволен».

Роберт и Людвиг Нобели, армянин Арафелов (Арафелян), а также восемь мусульман были людьми богатыми – и достойными. Остальные же словно попали туда из сказок «Тысячи и одной ночи»: они проматывали свои состояния на женщин, лошадей, азартные игры, роскошества и излишества, возводили для себя и родных изумительные дворцы. Один нувориш даже вроде хотел построить дом из чистого золота, только его отговорили. Дворцы сооружались на европейский манер, хотя нередко в архитектуре присутствовало и влияние Востока, в частности Персии. Социальная ответственность не шла дальше благотворительности (и это в лучшем случае).

Нефтяной магнат Тагиев построил в Баку дворец и жил там со всей семьей, купаясь в роскоши. Впрочем, среди ловцов удачи были и исключения, например неграмотный татарин Гаджи

Зейнелабдин Тагиев (1823–1924), который и подписываться-то научился с помощью нобелевского сотрудника. Упорным трудом Тагиев выбился в строительные мастера. Ha первом аукционе он с двумя армянами купил участок в Биби-Эйбате. Когда нефти там не обнаружилось, его компаньоны вышли из дела. Тагиев продолжал бурить один, и вдруг у него забил фонтан, давший 12 700 тонн сырой нефти. Тагиев построил на берегу док и собственный перегонный завод, заказал наливные баржи и буксиры для перевозки нефти по Волге. Он сам продавал свою продукцию через конторы в Царицыне и Москве и в конечном счете разбогател. Поскольку такой успех сопутствовал мало кому из мусульман, он приобрел уважение соплеменников. Питьевая вода с лежащих к северу гор до сих пор поступает в Баку но керамическим трубам, проложенным Тагиевым. Он построил первый в городе театр, учредил газету, заботился об образовании детей и подростков в частности, организовал школу для девочек, многие выпускницы которой впоследствии стали сельскими учительницами.

Продав свою нефтяную фирму англичанам (за 5 млн рублей золотом), Тагиев вложил деньги в строительство в Баку текстильной фабрики. Оборудование он выписал из Англии, английские же мастера обучали татар прядильному и ткацкому ремеслу. Шерсть и хлопок поступали из деревни. Цена на ткани была такая низкая, что они были по карману даже беднякам. Taгиева пытались преследовать большевики, но другие татары за него заступились, и он даже не уехал в революцию. Он дожил до ста лет и умер у себя на даче в окрестностях Баку. Незадолго до смерти он сказал: «У меня прекрасная память, и я помню все более или менее крупные сделки, а вот одной не припомню. Когда же я продал текстильную фабрикуЛенину?» B мае 1920 г. Баку заняла Красная армия, покончив с нефтяными магнатами, их предприятиями и их роскошной жизнью. Фабрику Тагиева переименовали в мануфактуру имени Ленина. Дворец конфисковали и переделали под многоквартирный дом. Из членов семьи, что не сбежали за границу, одни покончили с собой или были убиты, защищая свой дом, других пустили из милости жить в подвале дворца или в какой-нибудь каморке. Несколько десятилетий они хранили свои воспоминания и свои фотографии, показывая их лишь детям и внукам и втайне гордясь вместе с ними знаменитым родичем. Братья Иоста и Эмиль Нобели пытались сохранить петроградский дом и спасти все, что было можно. Йоста ездил в Москву на заседание Центральной комиссии по разработке нефтяных месторождений. Учрежденная новой властью комиссия предполагала выработать конституцию для нефтяной промышленности. Bce предприятия станут государственными, а прежние владельцы будут управлять ими в качестве «технических советников»; вся продукция пойдет государству. Перед заседанием один из участников в разговоре с Йостой назвал это фарсом: «Нас уговаривают самим организовать себе похороны по четвертому разряду похороны, на которых труп будет править собственным катафалком». Bce нефтепромышленники отвергли предложения большевиков. Эмиль возглавлял механический завод и фирму «Альфа-Нобель», которая занималась продажей и ремонтом сепараторов компании «Альфа-Лаваль». 30 ноября 1918 г. обоих братьев арестовали дома за завтраком. Тайная полиция, ЧК, обвинила их в том, что это они надоумили англичан задержать в Баку служащего товарищества, еврея по фамилии Мандельштам. Братьев привели в кабинет Варвары Яковлевой-Штернберг (эта женщина пользовалась репутацией садистки). Она предъявила Йосте и Эмилю обвинение в аресте Мандельштама и сказала: обоих ждет то же, что и его, – свобода или смерть.

Их посадили в камеру № 97, с сорока койками на сто заключенных. Кормили из рук вон плохо. Секретарь Лундберг из дипломатической миссии разыскал Яковлеву и объяснил ей, что, если братьев Нобель не выпустят, шведские власти арестуют советского представителя Воровского, так как его подозревают в революционной пропаганде на Западе. Очевидно, секретарь поступил правильно: Яковлева ему поверила. Дипломаты поручились, что братья не сбегут, и Яковлева выпустила их, обязав лишь докладывать о своем местопребывании. Тем временем барон Коскулль и другие сотрудники миссии вынашивали планы тайного бегства. Эмиля и Йосту заверили, что следом можно будет скрыться и им. И вот братья едут в темном купе поезда, битком набитого красногвардейцами, и спрыгивают на станции, где их ждут сани. Километров эдак через двадцать они доезжают до крестьянской избы, ночуют там. Наутро Йоста Нобель понимает, что значит пересечь канаву, символизирующую границу между Россией и Финляндией. «Впервые в жизни я осознал истинную сущность границы. По одну ее сторону меня, скорее всего, ждала смерть, но другую была верная свобода». Ha опушке леса братьев внезапно окликают два финских пограничника, ведут в разваленную сторожку. Там Нобелям дают санную упряжку, и они добираются до дачного места Териоки[33], а чуть позже – до Выборга, где встречают других беженцев из России, в том числе Грубе. 22 декабря 1918 г. они прибывают в Стокгольм. K Рождеству семья оказывается в полном сборе и празднует его с Эдлой Нобель, которая и в свои 70 лет остается центром притяжения для всей родни.