Книга Тьма надвигается - Гарри Тертлдав

Талсу глянул в свою в оловянную тарелку, но не увидел ничего, кроме обычной утренней порции каши и столь же обычной скверной подтухшей сардельки. Солдат посмотрел на своего приятеля Смилшу, примостившегося на соседнем валуне.

– Ну вот как, – поинтересовался он вполголоса, – можно есть жидкие яйца всмятку?

– Ложкой? – предположил Смилшу.

Его паек был ничем не лучше, чем тот, что получил Талсу.

– Ложка у меня есть, понятное дело. – Талсу продемонстрировал указанный столовый прибор. – К ней бы еще яйца, и дело в шляпе.

Смилшу скорбно покачал головой.

– Если ты будешь ворчать и жаловаться из-за каждой мелочи, мальчик мой, ты никогда не станешь полковником, как наш блистательный командующий. – Он почесал переносицу. – Конечно, если ты не будешь ворчать и жаловаться, полковником ты все равно не станешь. Благородных кровей нету.

– За хорошими кровями у коней следить надо. – Талсу покосился на палатку графа Дзирнаву. – Или хотя бы у определенной части коня.

Смишлу, пытавшийся втиснуть в себя ложку мерзкой размазни, едва не подавился до смерти.

– А вот солдат подбирать… – Талсу покачал головой. – Да если бы нас вели настоящие солдаты, мы бы уже под Трикарико стояли, а не ползали по этим клятым холмам. – Он прищелкнул пальцами. – Бьюсь об заклад, вот поэтому вонючие альгарвейцы и не пытались по-настоящему атаковать.

Смилшу понял не сразу.

– С чего бы это? – спросил он. – Ты к чему клонишь?

Талсу понизил голос до еле слышного шептота, чтобы никто, кроме его приятеля, не мог подслушать.

– Если рыжики крепко нам врежут, офицеров поляжет тьма. Рано или поздно у нас просто дворян не хватит на все командирские должности. Придется ставить на них ребят, которые знают свое дело. А после этого Альгарве точно каюк наступит. Вот они и опасаются.

– Я бы сказал, что ты точно прав, если бы думал, что у альгарвейцев хватит на это ума. – Еле заметно расправив плечи, Смилшу ухитрился изобразить чванного, развязного альгарвейца. – И лучше бы тебе помалкивать о таких вещах, если человека не знаешь, – добавил он, обмякнув, – а то жалеть долгонько будешь.

В этот самый момент из палатки графа Дзирнаву вышел Варту. Солдаты разом замолкли. Талсу состоял с графским денщиком в самых лучших отношениях и во многом доверял ему… но не настолько, чтобы вести при нем изменнические речи.

Бормоча что-то себе под нос, Варту промчался мимо, и через минуту Талсу услыхал, как лакей орет на повара. Повар орал в ответ. Смилшу хихикнул – сочувственно, но не без веселья.

– Бедный Варту, – проговорил он. – Из огня да в полымя.

– Нам не лучше, – ответил Талсу. – С одной стороны Альгарве, с другой – наши же командиры.

– Тебе сегодня с утра точно кто-то уксусу в пиво подлил, – заметил Смилшу. – Может, пойдешь вместе с ним ругаться на кухарей?

– Не пойду. Этак можно тесак в живот схлопотать или котелком по лбу, – ответил Талсу. – Мне такое с рук не сойдет. Я же не граф. Я даже не графский ординарец.

– Отчего же – совершенно ординарный тип, – съязвил Смилшу, отчего Талсу немедля захотелось огреть его котелком по лбу.

Покончив с весьма скромным завтраком, елгаванские солдаты осторожно двинулись вперед. Король Доналиту продолжал понукать солдат. Полковник Дзирнаву зачитывал каждую прокламацию, как только та поступала в лагерь, и винил солдат за то, что те не оправдывают высочайших ожиданий. Потом он и его начальники приказывали сделать полшага вперед и с большим удивлением получали от короля очередную прокламацию.

Альгарвейцы делали все, чтобы испортить жизнь своим противникам. Местность, по которой продвигались Талсу и его товарищи, была словно создана для обороны. Один упорный боец с жезлом, засев в хорошем укрытии, мог остановить роту. А хороших укрытий здесь хватало и упрямых альгарвейцев – тоже. Каждого рыжика приходилось обходить с флангов и выкуривать из засады, отчего и без того медленное продвижение тормозилось окончательно.

Кроме того, альгарвейцы взялись закапывать в землю ядра, привязав тонкую проволоку к надорванной оболочке. Солдат, не привыкший смотреть под ноги, имел все шансы отправиться на тот свет в струе колдовского огня. Это также задерживало елгаванцев, покуда лозоходцы не отыскивали проходы между закопанными снарядами.

Большая часть рыжеволосых обитателей предгорий бежала на запад, где простирались равнины Альгарве. Некоторые, однако, были слишком упрямы для этого – качество, которое разделяли с ними елгаванские горцы. Талсу взял в плен дряхлого альгарвейца, лысого и седоусого. Из-под короткого килта торчали распухшие колени и волосатые лодыжки пленника.

– Пошли, дедуля, – бросил Талсу, тыча жезлом в сторону гор. – Отведу тебя в лагерь, там тебе зададут пару вопросов.

– Собакой тебя иметь! – прорычал старик по-елгавански с сильным акцентом, добавил еще парочку особо крепких проклятий на родном языке Талсу, и перешел на альгарвейский. Солдат альгарвейского не знал, но едва ли пленник осыпал его комплиментами. Талсу снова взмахнул жезлом. Старик двинулся вперед, не переставая ругаться.

В лагере за допрос старика взялся скучающий лейтенантик, немного говоривший по-альгарвейски. Старик продолжал ругаться – во всяком случае, так показалось Талсу. Выражение лица лейтенанта из скучающего стремительно превращалось в замученное. Солдат подавил улыбку. Он был не против посмотреть, как потеет офицер, даже если случится это из-за какого-то альгарвейца.

Солдат уже собрался было вернуться на передовую, когда разведчик из другого взвода приволок еще одного возмущенного пленника. Талсу так и замер, открыв рот – собственно, все, кто слышал эти проклятья, замерли, открыв рты. Пленницей разведчика («Ах ты, счастливчик клятый», – мелькнуло в голове у Талсу) оказалась симпатичная – нет, даже очень красивая – молодая женщина лет двадцати пяти. Медно-рыжие волосы ниспадали до пояса. Короткая юбка демонстрировала, что колени у нее не распухли и лодыжки не поросли волосами – Талсу убедился в этом со всем тщанием.

На ее проклятья выбрался из палатки даже полковник Дзирнаву, коротавший время в одиночестве с бутылочкой средства, которое его денщик продолжал называть «бальзамом». Судя по неверной походке, полковник уже изрядно набальзмировался. Чтобы сосредоточить взгляд на пленнице, ему потребовалось несколько мгновений.

– Ну-ну, – проговорил полковник, и глазки его вспыхнули. – И что же мы имеем?

– Это называется «баба», – пробормотал солдат за спиной Талсу. – Первый раз увидел?

Талсу закашлялся, чтобы не расхохотаться.

Дзирнаву тяжело подкатился к ней и огладил взглядом с головы до пят, явно пытаясь домыслить все, что скрывали рубашка и юбочка. Пленница смерила его взглядом в ответ. На лице ее тоже явно отражалось все, что она думает. Талсу не хотел бы, чтобы о нем думал такое кто угодно, не говоря уже о симпатичной девице.