Книга Папанинская четверка: взлеты и падения - Юрий Бурлаков

«В апрельской пурге шли мы из Ванкарема в Уэлен. Шестьсот километров за одиннадцать дней, восемь человек последней бригады и две упряжки собак. Получилось так, что ни нам, ни собакам до Сердце-Камня не удалось найти кормёжки. Запомнилась одна собака во второй упряжке, правая коренная… Голод и больная лапа доконали её. К вечеру следующего дня, когда своим падением она снова остановила упряжку и собаки, с остервенением первобытных животных, набросились на неё, каюр со злостью перерезал ножом постромку и вытолкнул её ногой из упряжки. Собака пыталась ещё некоторое время бежать за нартой, но видно боль взяла своё. Честно отработав свой короткий собачий век, лайка осталась одна подыхать в ледяной пустыне.

Словно понимая свою обречённость, она даже не пыталась подняться, когда полчаса спустя, вместе с отставшей нартой, мы набрели на неё. И только в умных карих глазах больного зверька, казалось, ещё теплилась надежда. «Эх ты, бедная скотина, давай подвезём, пока совсем не подохла», – не выдержал боцман Загорский и, несмотря на бурные протесты каюра-чукчи, втащил собаку на нарту». (Ширшова, 2003).

На острове Колючин имелся маленький посёлок-стойбище из семи чукотских яранг. В них, кроме хозяев, размещались экипаж лётчика Ляпидевского, уже месяц занимавшийся ремонтом своего самолёта, а также третий отряд «пеших» челюскинцев, задержавшийся в пути. Так что спать приходилось вповалку, в том числе и в холодных тамбурах яранг, где обычно ночевали собаки. Кстати, только теперь экипаж Ляпидевского узнал об успешном завершении спасательной операции.

На острове задержались два дня: усилилась пурга, каюры боялись заблудиться. Когда ветер успокоился, в четыре утра отряд двинулся в путь. Теперь об этом судить трудно, но задачу они поставили невыполнимую – пройти за сутки 70 километров. Естественно, что через четыре часа люди выбились из сил. Пришлось наиболее уставших подвозить на нартах, где поставили паруса для использования попутного ветра.

Ночевали во встречных ярангах, которые довольно равномерно стояли по морскому побережью. Поскольку чукотского языка никто не знал, выручал художник Решетников, который рисунками показывал, что им необходимо. Вскоре у Погосова от яркого Солнца воспалились глаза, и он брёл вслепую, под руку с одним из товарищей. У мыса Сердце-Камень отдыхали в яранге норвежца Воола – бывшего матроса зверобойного судна, жившего здесь уже 32 года. Рядом стояла фактория, где путешественники впервые за последние месяцы поели при помощи вилок и ложек. Здесь же они узнали новость о награждении их орденами Красной Звезды.

Как и было запланировано, на одиннадцатый день путники достигли Уэлена. Ширшова в числе других перебросил на самолёте в бухту Лаврентия лётчик Леваневский. Там организовали сборный пункт до прибытия пароходов «Сталинград» и «Смоленск», которые должны были доставить челюскинцев во Владивосток.

Зиму 1934/35 годов Ширшов провёл в Ленинграде за обработкой материалов экспедиции. Рабочее место его было в Арктическом институте. К лету Петра Петровича включили в состав комплексной арктической экспедиции на ледоколе «Красин», и он выехал во Владивосток. В планах экспедиции, которую возглавил Г.Е. Ратманов, значилось изучение Чукотского моря.

Благоприятная ледовая обстановка способствовала успешному выполнению океанографической съёмки восточной части Полярного бассейна. Ледокол обошёл остров Врангеля с севера и достиг рекордной в этом море широты – 73,5 градуса. Учёные обнаружили здесь на глубине 100–120 м проникновение с запада относительно тёплых атлантических вод. Что это именно так, показали сборы атлантического планктона, сделанные Ширшовым.

Определённое разнообразие в жизнь экспедиции внесла высадка на труднодоступный остров Геральд. Годом раньше «Красин» уже подходил сюда, но детального обследования не получилось. На этот раз геодезисты смогли провести маршрутную съёмку острова и установили топографический знак, а Пётр Петрович собрал коллекцию мхов и лишайников.

В трёх больших арктических экспедициях (на «Сибирякове», «Челюскине» и «Красине») Ширшов приобрёл авторитет крупного морского биолога. Круг его научных интересов значительно расширился, он освоил методы гидрологических и гидрохимических исследований. Начав на «Сибирякове» узким специалистом по фитопланктону, он стал солидным океанографом широкого профиля.

… Как известно, ещё в ледовом лагере Шмидта участники научной группы всерьёз задумались о создании дрейфующей экспедиции в Центральном арктическом бассейне. Эту идею, высказанную норвежцем Ф. Нансеном, Шмидт на льдине перевёл в практическую плоскость, подсчитав необходимое снаряжение и оборудование, количественный и качественный состав группы. Там же он предложил Кренкелю и Ширшову принять участие в полюсной экспедиции.

Шмидт слов на ветер не бросал. Пользуясь своей высокой должностью начальника Главсевморпути, он начал подготовку к высадке на Северном полюсе силами и средствами своего Главка, до поры не информируя в деталях правительство и считая это ведомственным делом. Обстоятельства сложились так удачно, что экспедиция по срокам и географии совпала с готовящимися правительственными перелётами через Северный полюс в США экипажей Чкалова, Громова и Леваневского. Благодаря этому, дрейфующая станция «Северный полюс» также получила государственный статус.

Шмидт сам стал во главе полюсной экспедиции, а авиационные вопросы отдал своему заместителю М. И. Шевелёву и ставшему знаменитым к тому времени лётчику М.В. Водопьянову.

Вспоминает Е.К. Фёдоров:

«Когда планировалась дрейфующая экспедиция, О.Ю. Шмидт с удовольствием включает в её состав горящего нетерпением Ширшова. Год готовится наша экспедиция. Нужно иметь исключительную работоспособность, чтобы после целого дня беготни по заводам идти учиться в клинику, в анатомический зал, ибо он должен быть нашим врачом, а ночью заканчивать научные труды – результат прежних экспедиций». (Фёдоров, 1979).

Подготовленная для дрейфующей станции аппаратура, палатка и всё оборудование проверялись в тренировочном лагере, который развернули у подмосковной базы Главсевморпути в Тёплом Стане зимой 1937 года. Дочь Ширшова – Марина Петровна, – живущая ныне в Ясенево, задалась целью отыскать это место. И нашла. Рядом с рынком в Тёплом Стане, со стороны Профсоюзной улицы, обнаружила старые деревянные постройки, обнесённые забором и воротами с якорями. Якоря в Москве на воротах просто так не рисуют. Сторож подтвердил, что это было здесь, и отвёл Ширшову на полянку в лесу, где указал на маленький домик в одну комнату. Около него и стояла палатка. (Ширшова, 2003).

О воздушной экспедиции на Северный полюс написано в первой главе. 21 мая 1937 года самолёт Водопьянова доставил туда папанинскую четвёрку и О.Ю. Шмидта.

Когда прибывшие на льдину самолёты разгрузили, Фёдоров немедленно приступил к наблюдениям – его геофизические и астрономические приборы были в наличии. Ширшов же ждал самолёта Мазурука, где находилась его глубоководная гидрологическая лебёдка. Как назло, этот самолет задержался дольше остальных, поэтому Пётр Петрович решил брать пробы с малых глубин вручную. В проходке лунки при помощи пешни ему взялись помогать О.Ю. Шмидт и кинооператор М.А. Трояновский. Последнего едва успели вытащить из забоя, когда в него снизу хлынула морская вода.